— Они это переживут, — пожимает плечами Шайесс, поглаживая завитки на раме зеркала.
Кери кивает, всё также наблюдая за Руинами. Краем глаза отмечает, как Тьянни, что за эти полвека так ни разу здесь и не бывала, осматривает комнату с любопытством и… жалостью? Пф! Кому это нужно!
…В Каррате Кери не появилась. Хватило и той встречи десять лет назад.
Он забыл. Кажется, он забыл вообще всё — кем был, зачем ушёл в Каррат. Иву… Теперь его не интересует ничего, кроме созданного им театра из кукол… сделанных из людей. И — в самой малой степени — девочки, которую он подобрал невесть где…
Впрочем, пока Каррат заперт, это не является серьёзной проблемой. Тем более, что и Нейлор, и Шайесс и… остальные члены Семьи присматривают и за Островом, и за остальными выходами в города. Как и хаг Чэнне, как-то сумевший договориться даже с Ли-Лай.
Кери отходит от окна и встаёт напротив зеркала, что, поймав её отражение, покрывается рябью и показывает ей — её саму. Ту, какой она была полвека назад… Не зря ей никогда это зеркало не нравилось!
Она откидывается спиной на подошедшего вплотную мужа, вжимаясь так, чтобы почувствовать ровное биение сердца, в то время, как Тьянни занимает место за зеркалом, чарами заставляя его поверхность превратиться в что-то похожее на спокойную воду.
— Ты ещё можешь передумать, — шелестом ветра звучит в ушах.
— Я обещала им, что мы однажды встретимся, — качает головой Кери, думая, что, быть может, это и правда жестоко по отношению к Шайессу, но…
— Что ж. Надеюсь, ты будешь рада встретить там и меня однажды.
— Быть может, — кивает Кери, жалея, что не видит сейчас лицо Шайесса. Его правая рука скользит по боку, прижимая за талию к себе. Кери дотрагивается до не затянутой сейчас в ткань перчатки искалеченной кисти. Улыбается. Вспоминает хризантему на холме за Медовым Двором. И — двоецветник. — Какого цвета был тот цветок? — почему-то за все годы она так и не задала этого вопроса…
— Багровый. Но я исправился. — Острые когти левой ласково проходятся по открытой шее.
Кери кивает, натягивая нити, что связывают её сейчас с зеркалом, до предела. Улавливает кожей вздох и проваливается в темноту.
Спустя несколько мгновений она, заключённая в зеркало, видит, как её тело оседает в руках мужа, заливая всё кровью из вырванного горла. Без интереса смотрит на трахеи и виднеющийся позвоночник… Признаёт, что муж для неё не пожалел сил…
Она прикасается к стеклу, остро жалея, что теперь её увидит только та, в ком будет осколок её собственной души.
Потому что хочется сказать Шайессу, который сейчас не скрывает боль от сделанного, и Тьянни, обнимающей его, что всё правильно. Что ничего плохого не произошло. Что это должно было произойти ещё пятьдесят с лишним лет тому назад, только вот духу не хватило.
— Простите меня, — шепчет она прежде, чем позволить себе погрузиться в тишину.
Надолго. На сотни лет.
***
Где-то…
Зал погружён в обычную темноту.
Сегодня сюда не проникает ни единого луча света. Даже рубин, что покоится в ложбинке между грудей, не выдаёт себя ни искрой.
— Ты проиграл.
— Спорное утверждение.
В зале — двое. Остальные предпочти убраться подальше при первой же удобной возможности.
— Моя глупая дочь снова не сумела добиться того, чего так страстно желает. И даже твоя помощь не помогла… Ты исключительно бездарно выбрал исполнителей, любовь моя!
— Я лишь помог тому, что и так должно было произойти, несравненная. Тем более, что девушка была не сосудом…
— Да. Потому-то Книга и подействовала на неё так мощно… И не жалко было собственную внучку?
— А ты всё ревнуешь… У неё получилась не самая плохая жизнь. Пусть в начале и были проблемы. Скажешь, Слуга был ей плохим мужем? Хотя жаль, что род наших с тобой детей почти полностью мёртв… у меня мало надежды на сына последнего ходящего по грани. И не говори мне про второго! Это не более, чем неизбежный брак в потомстве…
— Фи! Не рассуждай о них, как о племенных животных. Это тебе не идёт.
Молчание. Не нарушаемое ничем. Потом вздох, смешок.
— Так что же? Ты вернёшь их?
— Не сейчас. Но однажды ты увидишь продолжение этого спектакля, восхитительная.
— Льстец. Хорошо. Буду ждать.
Конец