Можно начинать гордиться собой? Пф! Было бы чем!
Кайа возвращается к креслу и задумчиво рассматривает Книгу. То, что она… То, что она и брат сумели покинуть склеп, бесспорно радует. Хотя в тот момент Кайе казалось, что её ноги перемелет в труху — настолько было больно. Наверное, причина в дальности перемещения, ведь в прошлый раз она перетащила и Кайта, и ведьму в склеп — и ничего такого не было. Да, больно. Но не настолько, чтобы… И… Сколько времени прошло с того момента, как она…
И ведь никак не узнать — то, что дерево за окном цветёт, не значит ровным счётом ничего! Как будто бы она помнит, когда именно это дерево цветёт: здесь круглый год что-то зацветает, что-то уходит в сон, и попробуй пойми — что и когда! Надо выйти и отыскать кого-нибудь… только вот риск столкнуться с, например, дядей, отбивает желание сдвигаться с места. Совершенно. А если вспомнить о его жене и дочках… Кайа усаживается в кресло, подтягивает ноги к груди, устраивает подбородок на коленях и неотрывно смотрит на листву за окном, всё же видимую сквозь колышущиеся занавески. И думает, что лучше бы вновь погрузиться в то состояние, в котором…
Дверь открывается почти бесшумно. Наверное, любой другой, кроме исверца, и вовсе бы ничего не услышал, но Кайа вздрагивает. Но не оборачивается до того момента, пока медленные шаги не затихают около неё. Тогда она чуть поворачивает голову и вздыхает, столкнувшись с настороженным взглядом Кайта. Тот неверяще рассматривает её, словно бы…
— Может, скажешь хоть что-то? Или предпочитаешь вот так вот стоять и смотреть на меня?
— А что — нельзя? — Кайт опускается на шкуру у самой ножки кресла и теперь смотрит на Кайу снизу вверх.
Кайа пожимает плечами и усилием воли удерживает себя от того, чтобы не схватиться за Книгу. Можно подумать, она сейчас способна чем-нибудь помочь…
— Как давно…
— Всю зиму. Сейчас уже началась весна, — Кайт проводит рукой по меху шкуры, выдёргивая несколько волосков. Стоит наклониться и дать ему по рукам, чтобы не портил хорошую вещь. А то ведь выщиплет мех так, что появятся проплешины… — Знаешь, это довольно-таки жутко — день за днём сидеть наедине с… куклой. Только то, что ты дышала и двигалась, делало тебя хоть немного отличной от статуи.
— Двигалась?
— Мама и Лекки следили за тем, чтобы ты прилично выглядела, — пожимает плечами Кайт, продолжая портить шкуру. Нервничает. Кайа прекрасно помнит, как он точно так же вытягивал ворс из ковров в доме в Кепри… за что был порот всякий раз, когда его ловили за этим занятием. Кайа сжимает губы, чтобы удержать улыбку, вспомнив то, как Кайт… брат скалится в ответ, и не думая скрывать это. И не переставая выщипывать шерсть из шкуры… Мама и Лекки… Значит, это их рукам принадлежит то… произведение искусства, что украшает сейчас её голову? Понятно.
— И что же? Мама… как она?
— Хорошо. Климат Исверы пошёл ей на пользу. Или общество.
— Это замечательно, — улыбается Кайа, чувствуя, что тревога за маму утихает. Пусть Кайа и решила тогда остаться в Нахоше, но мысль о том, что мама… Кайа прикусывает губу, думая, как оправдаться перед мамой за своё поведение. Теперь это почему-то выглядит не так, как тогда, когда она и Кайт отстаивали в споре с дядей Кьятом право не возвращаться вместе с ним в Исверу. — Она…
— Мы можем прямо сейчас пойти и поговорить с ней, — кивает Кайт. На Кайу он даже не смотрит, сосредоточившись на шерсти. Но Кайе и не нужен его взгляд. И так понятно. Она слабо улыбается и поднимается из кресла, подхватывая Книгу.
— И ничего не скажешь? — Кайа отмечает, как уголки рта брата чуть дрогнули, когда она прикоснулась к Книге, но больше никакой реакции не последовало.
— Благодаря… ей… мы выбрались из Могильника, — с некоторым усилием произносит Кайт. На что Кайа старается незаметно перевести дух — Кайт ни капли не изменился. Всё так же не признаёт право Книги на существование. Но теперь делает это не так явно. — Так что я не в праве…