— Наследницей рода, — кивает Лекки, думая, что Кайа бы, вероятно, сейчас уже шипела от злости на подобное неуважение к ней… хотя, может быть, и нет. Всё же она явно изменилась за то время, что они не виделись. — Удобно. Неужели слухи о том, что я иду по пути принятия памяти предков, ещё не достигли нужных ушей?
— Никто за пределами Солнечных Часов не посвящён в это, — просто отвечает Дайл, от чего Лекки замирает на половине шага. Вот как? И как дяде и маме удалось сохранить в секрете такое?!
Они пересекают долину с уже облетающими цветами мокрянки. Подумать только — ещё пару десятков дней назад здесь было огромное озеро! А теперь… А пройдёт ещё немного времени, и всё здесь высохнет. До второго сезона дождей. Лекки осторожно склоняет венчик ближайшего цветка, вытаскивая из сердцевины пару недозревших семян. Надо будет попросить залить их жидким хрусталём, чтобы сделать парные обереги. Как когда-то сделала мама — она рассказывала, что именно благодаря им ей удалось привязать сердце папы к своему.
— А что не так с тобой? — Лекки осторожно прячет семечки в карман юбки. Игнорируя насмешливый взгляд Дайла.
— Как может простой слуга вести равную беседу со свободным человеком?! — наигранно удивляется Дайл, отводя от лица слишком высокий стебель цветка. — Пусть даже это и пришлый, не разбирающийся в подобных тонкостях…
— Врёшь.
— Как вам будет угодно, рьеси, — склоняет голову слуга брата. На взгляд Лекки — совершенно неубедительно.
Она вздыхает и чуть ускоряет шаг. Нет, она не забудет своих вопросов, но, пожалуй, отложит на более поздний срок. Хотя бы до того момента, пока вся память предков не станет её. Тогда-то уж Дайл не сумеет отвертеться от разговора.
Во всяком случае именно об этом она думает, когда входит в дверь флигеля. Пока переодевается. И потом, пересказывая дяде и маме подробности разговора с… магом. Лекки ни за что бы не подумала, что дядя Кьятт решится договариваться с магами! Да, конечно, он принял помощь бродяги, но то было совершенно иное! А теперь же… Или не все представители древних родов Исверы так уж категорично настроены против магии? Интересная мысль, бесспорно.
Лекки облокачивается на перила, ограждающие веранду от сада, и размышляет о том, что же именно пытается сделать дядя. Свергнуть власть? Похоже на то. Но. Но ни один жреческий род не имеет права владеть народом Исверы! Для этого есть совершенно другие роды. И народ попросту не примет подобного. Как и того, что это было совершено при участии магов… Так что же хочет сделать дядя? И мама — раз уж она поддержала своего брата.
Лекки вздыхает, выпрямляется и ударяется обо что-то. Сзади раздаётся возглас. Она оборачивается и видит Кайу, потирающую плечо.
— Извини.
Кайа отмахивается, так же, как и Лекки до того, опираясь на перила.
— Красиво… Вся эта зелень… знаешь, как мне не хватало её в Нахоше! А ведь до того никогда не понимала, зачем мама обязательно разводила дома цветы… пусть и не в таком количестве, как… Вот никогда и представить себе не могла, что один только белый это настолько утомительно.
— И тем не менее, ты по-прежнему против того, чтобы остаться здесь? — Лекки старается не замечать Книгу, выглядывающую из сумки, подвязанной к поясу Кайи.
— Ну, выбора-то у меня и нет, — вздыхает Кайа. — Так что — какая разница? Куда ты уходила сегодня утром? — без паузы задаёт она вопрос, не смотря при этом в сторону Лекки.
— В Эхтом. По делам. Не спрашивай. Это не то, что хочется обсуждать с кем бы то ни было.
— Забавно… Ты всё больше становишься похожа на… него. — Кайа запинается, но так и не называет дядю ни по имени, ни как-либо ещё. Верна себе. — И на маму. Жуткое сочетание, знаешь?
Лекки пожимает плечами, не желая продолжать этот разговор. Кайа окидывает её внимательным взглядом и начинает рассказывать. Про снег. Про холод. Про бродягу и его сестру, которая и не сестра ему вовсе…
— А кто? — спрашивает Лекки, припоминая, что вроде бы какой-то разговор тогда, в Нахоше, на эту тему был.
— Женщина, которую он от чего-то спас… я не вникала — от чего, — Кайа перегибается через перила и срывает веточку с мелкими цветками-звёздочками. — И называет именем своей мёртвой сестры… По-моему, это ненормально.
— Может быть, — уклончиво произносит Лекки, стараясь не задумываться о бродяге и его родственниках. Потому что это потянет за собой другие воспоминания. Которых толком-то и нет. А маяться, пытаясь собрать осколки того, что было на той стороне, ей не хочется совершенно. Так что она заставляет себя вслушиваться в слова Кайи.
То, что братья Берны Теннери оказались чудовищами в самом буквальном значении этого слова, даже не удивляет. Вот — ни капли. После всего, что она успела сейчас выслушать — про смерти сыновей Майгора, про Книгу и прочее — это такая малость, что не требует даже упоминания. Так что Лекки только кивает, наблюдая, как Кайа по одному обрывает лепестки у цветочков, укладывая их на кончик указательного пальца и позволяя ветерку уносить прочь.