У звезды было четыре небольших планеты, сигналы исходили от второй, самой крупной из них. Ольм уже различал ее пышную атмосферу, а спектрограф "Скитальца" обнаружил в составе газовой оболочки и воду, и кислород, и азот, и углекислоту. Уже просматривались на экране локатора очертания материков незнакомой планеты, на которых наметанный глач астронавта скорее угадал, чем различил прямые нити каналов, характерные пятна городов и спутанные нити дорог. Правда, радиофон на планете почему-то отсутствовал Больше того, музыка и писк слышались отлично, пока антенны "Скитальца" работали в режиме самонаведения, но стоило направить их поточнее на цель, как музыка терялась вовсе, а писк едва-едва прослушивался. Если бы планета имела спутник, это было бы понятно, но приборы "Скитальца" не зафиксировали никакого спутника. Создавалось впечатление, что сигналы идут не с планеты, а откуда-то из-за ее спины, из черноты вселенной. Однако эти обстоятельства не встревожили Ольма, он знал: ни одна цивилизация не может быть в точности похожа на другую, так что за дело до частностей, до мелких и сомнительных несоответствий, если столько других обнадеживающих примет перед глазами!
Ольму не терпелось поскорее покинуть рубку. Сколько раз уже высаживался он на неведомые камни и кратеры, и никогда так не волновался. Да и как не волноваться: предстоял первый в истории Галактики Контакт разумных существ разных формаций. И разрезать ленточку межзвездных связей выпило ему, именно ему! Он уже подыскивал слова, какие-то особенные, весомые слова, которые он скажет при встрече этим существам, не похожим на людей и все же людям, слова, выражающие и радость, и достоинство, и высокую честь представлять здесь человечество его планеты.
Наконец "Скиталец" вышел на привычную эллиптическую орбиту, Ольм торопливо втиснул себя в планетарный скафандр и в нужной точке покинул рубку, как покидал ее уже много-много раз.
Вне "Скитальца" он был похож на огромную черепаху с непробиваемым панцирем, в который втягивались при нужде и манипуляторы, заменяющие ему руки, и три пары "ног" с шаровыми колесами на концах, и кургузые крылья, необходимые при движении в атмосфере. В любых условиях, на любой планете он чувствовал себя в этом скафандре удобно и ловко, а гравитационные двигатели позволяли свободно перемещаться как между "Скитальцем" и планетой, так и по ее поверхности. Вероятно, он выглядел не очень-то привлекательно, но до сих пор на него некому было смотреть.
И только теперь, опускаясь на эту долгожданную, благословенную планету, Ольм подумал с тревогой: какое-то впечатление произведет здесь его внешность?
Делая виток за витком и постепенно снижаясь, Ольм все больше убеждался, что планета не только обитаема, но и населена могущественной высокотехничной расой. Мелькнула в разрыве облачного слоя плотина, запрудившая реку. Пролив между двумя морями, слишком прямой и узкий для естественного... Развалины какого-то старинного храма...
Впрочем, такие причудливые образования он встречал и на других планетах, это могли быть просто выветренные скалы... А вот это уж явно дело рук человеческих: что-то металлическое, ячеистое, сверкающее на солнце...
Увлекшись наблюдениями, Ольм вовсе перестал следить за окружающим его околопланетным пространством и хватился лишь в тот моменг, когда в скафандр ворвались вдруг необычайно громкие сигналы - тот же писк, но уже не пронзительно-жалостный, а грохочущий, угрожающий.
Все произошло мгновенно. Ольм глянул вверх - на него неслось чтотто гигантское, заслоняющее собой полнеба, чтото расчлененное, уродливое, бесформенное, как разросшаяся колония бактерий. Катастрофа казалась неминуемой, и тогда Ольм отшвырнул себя прочь, как бы оттолкнувшись от уродины, и двигатели планетоскафандра в точности повторили это его движение. Гравитационные силы на миг сплющили его, раздавили, превратили в плоскость, а потом ои снова поймал себя, беспорядочно кувыркающегося в верхних слоях атмосферы, и вовремя, потому что температура в скафандре начала стремительно повышаться. Он выровнял полет и, опасаясь за исправность систем скафандра после такого толчка, очень скоро приземлился в том самом месте, где еще раньше приметил какое-то блестящее металлическое сооружение.
Под ногами была достаточно ровная площадка. Видимость оказалась никудышной - только что хлынул проливной дождь. Отыскав за стеной падающей с неба воды свой ориентир, Ольм прежде всего проверил все системы планетоскафандра, нашел их в полном порядке и вздохнул с облегчением. Теперь он мог вздыхать с облегчением: катастрофа миновала, не причинив никакого вреда, если не считать легкого испуга, зато кое-что объяснила ему. Он обнаружил то самое, что издавало сигналы "из-за спины" планеты,- что бы это ни было: орбитагьный радиомаяк, искусственный спутник, приставший к планете чужой космический корабль или даже некое живое существо, обитающее на краю атмосферы. А что, очень даже возможно - гигантская крылатая гидра, талантливая тварь, объясняющаяся с товарками при помощи симфонической музыки. Он показался ей мошкой, и она хотела его склюнуть...
Но так или иначе, он еще доберется до этой едва не погубившей его "музыкальной шкатулки", а пока он был на планете, и где-то рядом, совсем рядом находились люди, встречи с которыми миллионы лет ждала умеющая ждать Вселенная.
Это было величественное сооружение из серебристо-белого металла, напоминающее не то схему атома, не то решетку кристалла - в несколько километров диаметром. Исполинские матово отсвечивающие шары и эллипсоиды соединялись длинными трубами, вероятно, переходами, если только этот архитектурный колосс не представлял собой нечто чисто декоративное. Гармоничность, даже изощренность сооружения поразила Ольма, хотя дальние детали едва угадывались за пеленой дождя. Вблизи же это был урод, неимоверное и бессмысленное нагромождение переходящих одна в другую матово-серебристых сфер.
Все подступы к атомиуму, -как назвал его астронавт, заросли кустарником, входа нигде не было видно, и Ольм, несколько раз объехав причудливое сооружение и посигналив на всякий случай, решил уже, что здание необитаемо и ему лучше поискать людей где-нибудь в другом месте, - как вдруг обнаружил на одной из труб у самой земли небольшой с рваными краями пролом. Ольм кое-как протиснулси в него и огляделся. Наверх вела лестница, но ступени ее тут и там обваливались, а те, что еще не рухнули, превращались в прах, стоило до них дотронуться, невредим оставался лишь каркас лестницы, выполненный из того же белого металла.