Я никогда не верила в предчувствия, но внезапно на какой-то миг меня охватило чувство беспричинного животного ужаса, неуловимого чувства, о котором говорят:" повеяло могильным холодом". Я быстро оглянулась и не удивилась бы, обнаружив, что не одна, что кто-то неслышно вошел и пристально смотрит на меня. Но комната была пуста. И единственная пара глаз, наблюдавших за мной, принадлежала Бадди. Тогда я не придала этому никакого значения.
— Что за чепуха! — рассердилась я на себя. У меня не было совершенно никаких оснований для мрачных мыслей. Чтобы избавиться от них, я распахнула окно. Был январь. Воздух был прохладным и чистым, без всяких признаков знаменитого лос-анжелесского смога. Невозможно было долго оставаться мрачной, окунувшись в живительный поток солнечных лучей, таких приветливых и ласковых после хрустальной зимы Миннеаполиса. Даже инцидент с люстрой вызвал у меня теперь лишь улыбку. Можно будет описать его во всех захватывающих подробностях в письме домой, к маме.
Я немного взбодрилась и решила выйти осмотреть окрестности. Калифорнийское солнце влекло меня из комнаты. Участок вокруг дома был впечатляющим. Чуть в стороне находился бассейн, похожий на небольшое озеро, и теннисный корт, которым, казалось, давно никто не пользовался. Вокруг щедро цвели заботливо ухоженные цветы. Трудно было представить, что на этом месте когда-то давно была лишь пустыня.
Мне, привыкшей к снежной и холодной зиме, было трудно удержаться от соблазна подойти и потрогать воду в — бассейне. Она была теплой, и я дала себе обещание искупаться здесь при первой же возможности. Хотя, конечно, не сегодня. Дело в том, что становилось довольно прохладно. Я тогда еще не знала, как резко падает температура к вечеру в Южной Калифорнии.
Вернувшись в дом, я неожиданно нашла и персональный мемориал Мэгги. В библиотеке не было ни одной фотографии Бадди, только ее собственные. Мое внимание привлек портрет в полный рост на одной из стен. Да, действительно, она была прекрасна, в ней было нечто большее, чем просто физическая красота. Я подумала обо всем, что читала о ней в журналах. Сколько же лет было Мэгги, когда она решила уйти с экрана? Самое большее, сорок. Для королевы не так уж и много. И, конечно, в то время ей не было равных. Была ли она искренна, когда утверждала, что бросает карьеру ради Бадди, или уже тогда чувствовала, что не сможет вынести неизбежного — видеть в глазах поклонников отражение собственного увядания? Было ли это благородным жестом или уловкой, чтобы сделать из себя легенду?
Там были еще и другие фотографии. Я просмотрела их, а затем увидела альбом с вырезками из газет и журналов. Мэгги всегда имела огромный, даже по голливудским стандартам, успех у публики. Конечно, во многом благодаря прессе. Но два ее Оскара были реальностью. Так же, как и три ее замужества; отец Элизы был четвертым и последним.
— Она была чертовски хороша, правда? — раздался легкий серебристый голос у меня за спиной. Я резко обернулась, вздрогнув от неожиданности, и увидела на пороге библиотеки Мэгги.
Она рассмеялась, указывая на альбом. Я как раз рассматривала фото, сделанное во время съемок ее последнего фильма. Тогда тетушка превзошла саму себя.
— Да, она была хороша! — сказала я, улыбаясь, и быстро добавила — И сейчас тоже.
Мэгги прищелкнула языком.
— Я стала старой, но не слепой. Я сделала карьеру, создавая иллюзии. Но у меня никогда не было иллюзий относительно себя. А сейчас и тем более нет. Мэгги Бэрк, которая бросала в дрожь тысячи мужчин во всем мире, исчезла. Она умерла много лет назад.
Спорить с ней было бы глупо. Я даже была рада, что она так трезво смотрит на жизнь.
Мэгги подошла ко мне, взяла альбом и долго рассматривала те же фотографии, что и я. Затем аккуратно его закрыла.
— Прекрасна... Все говорили мне, что я никогда не была так прекрасна, как в этом фильме. После него какие только роли мне не предлагали. Я могла выбирать любую по своему вкусу и мне заплатили бы любую названную сумму.
— Тем не менее вы все отвергли, не моргнув глазом, — сказала я.
Мэгги бросила на меня быстрый взгляд и вызывающе усмехнулась.
— Хочешь знать, почему?
— Конечно, да. Я читала об этом массу предположений, — улыбнулась я в ответ.
— Предположения... Вздор! Никто из них не мог знать. Они до сих пор ломают головы над этим. — Тетя устремила на меня взгляд своих изумрудных глаз, они притягивали, как магниты, раз заглянув в них, невозможно было не повторить этого вновь и вновь. — Да, я хотела остаться легендой. Для этого надо уйти, когда достигаешь самой вершины. На это способны лишь самые смелые. Гарбо решилась на это и выиграла. Но ей, конечно, было далеко до меня. Понселла сделала это в опере, и ее сохранившийся образ превзошел живую Понселлу. Но я действительно была прекрасна. И знала, что многие годы спустя их всех будет продолжать мучить вопрос: почему я это сделала?