Насколько я понимаю, вы две стороны одного и того же существа. Да, она теряет силы. Объясни, зачем мне то, что ты предлагаешь мне? Зачем мне хоть что-то делать? Кирилл».
«Нет, мы не две стороны одного существа. Мы разные существа. ОНА – охваченная гордыней и своей исключительностью душа. Я порождение этой души, уже вполне самостоятельное. И существует тело, на которое мы обе претендуем. Сейчас этим телом обладает ОНА. И ОНА – с тобой. Я тоже хочу быть с тобой. И я буду с тобой. В теле или без. Если ты мне поможешь, то в теле. Если нет, я просто убью ЕЕ. Давай убьем ЕЕ вместе, если ты такой плохой, как говоришь (опять оговорочка, ибо чувствуюя, что ОНА тебе очень дорога). Но даже если дорога и ты любишь ЕЕ! Ведь любовь, в конечном итоге, это всегда убийство и смерть. А убить то, что любишь, это, наверно, верх сладострастия. Как думаешь? Тень».
Кира никогда не ездила на поезде, даже на электричке. Так случилось. И когда она видела проносящиеся мимо и даже стоящие на перегонах поезда, ее охватывало щемящее чувство какой-то невосполнимой потери. Казалось, что-то невероятно важное ускользнуло, и теперь нет никакой возможности его поймать. У нее была мечта – сесть в поезд и ехать. Долго. Смотреть в окошко и ни о чем не думать. Только смотреть и слушать. Как стучат колеса.
– Я ни разу не ездила на поезде, – сказала она как-то Кириллу, когда они стояли на железнодорожном переезде.
Кирилл посмотрел на нее с невероятной нежностью, как смотрят на детей, когда они выдают с гордым видом очередную умную глупость.
– Давай куда-нибудь поедем.
– А можно? – Теперь Кира еще больше походила на ребенка.
– Конечно, можно. – Кирилл смеялся глазами. – Куда ты хотела бы махнуть?
– Все равно, куда. Я никуда не ездила.
– Тогда поедем в Питер. Хочешь?
– Очень хочу.
После этого короткого разговора Кира начала мечтать с новой силой, остротой, и на этот раз вполне конкретно. Однако Кирилл никак не мог найти времени на эту поездку – то одно, то другое – срочно нужно было ехать на объект, встречаться с дизайнерами и проч., проч., проч. А как хотелось уехать – ото всех и с ним. И опять его нелюбовь давала о себе знать. Жестко, ненавязчиво, но вполне определенно. Если бы любил, ну хоть чуть-чуть, бросил бы все. И снова, в который уже раз за последнее время наваливалось и расползалось внутри всезаполняющее чувство тоски и брошенности, которое на этот раз рассеял вдруг появившийся в Москве Данил. Кира только что не сошла с ума от радости. Было приятно видеть его в полном порядке. И кроме того, в его присутствии Давид вновь стал тем обходительным и приветливым Давидом, которого Кира всегда знала. Втроем они бродили по Москве, сидели в многочисленных кафе, строили планы, ходили на ипподром – братья любили бега. Боль, причиненная Кириллом, сначала притупилась, а потом и вовсе отпустила.
Данил приехал ненадолго, дня на три. И прибыл он, как оказалось, не только чтобы уладить какие-то коммерческие вопросы, но и забрать Давида с собой. Когда Кира осталась наедине с Данилом, у них состоялся следующий разговор:
– Мы много говорили с братом. О тебе.
– И что?
– Если ты не собираешься ответить на его чувства, помоги мне убедить его уехать со мной. Он отказывается. Не хочет с тобой расставаться.
– Конечно, я скажу, чтобы уезжал. Но думаешь, он меня послушает?
– Не знаю… А может ты его заколдовала? – он хитро прищурился. – Зачем? Верни сейчас же. Нам без него никак.
– Шутишь? Не знаю, кто заколдовал, но только не я.
– Конечно, шучу. Слушай, Кирочка, – Данил придвинулся к Кире и нежно обнял ее. – Может, поедем все вместе, а? Ты ни разу не была в горах летом. У нас безумно красиво. Мы покажем тебе самые чудесные на свете места. Чарующие и завораживающие.
Кира задумалась. С одной стороны ей очень хотелось куда-нибудь уехать и забыться. Отвлечься. Излечиться от болезни. От любви. От Кирилла. С другой, она понимала – нет, не понимала, чувствовала и знала – здесь что-то не то. Идет какая-то странная игра, правил которой она не знает. Да и играли, похоже, не по правилам.
Было обстоятельство, которому Кира сразу не придала значения, но которое, вероятно, оставило свой след где-то на краю сознания, этот след начал проявляться, и вот теперь явился Кире с чрезвычайной ясностью. Увидев прилетевшего в Москву здорового и благоухающего духами, одеколоном и цветами Данила, Кира естественно спросила его о самочувствии.