— Не Рия, – как-то прошептала девушка, стараясь уверить себя в этом, – Марья. Маша. Больше не Рия.
И все равно никак не могла еще отвыкнуть. Нужно было время.
Ее вскоре перевели в другую палату, когда убедились, что да, жива, почти здорова, по крайней мере, идет на поправку. И не впадает в депрессию по поводу своих потерь. Правой руки не было, и родители смотрели на нее печально. Рия только улыбалась.
— Все в порядке, – сказала она и коснулась глаза. – И то, что вижу теперь только левым глазом – тоже не страшно. Я привыкну, мам. Пап, не бойтесь, правда. Я привыкну.
Она едва не сказала, что уже привыкла, но пока ее терзали смутные сомнения. Наверное, рассказывать все-таки не стоило, где ее носило столько времени. Мама сказала, что она вышла из комы, и Рия предположила, что ее обнаружили где-то без сознания, а уже потом она впала в кому. Другое дело, что когда девушка рискнула задать вопрос о своих подругах на даче, родители почему-то отвели взгляд. Чего она еще не знала?
Первые две недели родители наотрез отказывались рассказывать о произошедшем.
— Тебе нельзя волноваться, – сказала мама, ласково гладя по плечу. – Не бойся, милая, мы все преодолеем. И научимся жить так.
— Конечно.
Рия бы могла рассказать, что обязательно научатся. И что привыкать сейчас придется не ей, а именно им, родителям, которые будут волноваться и опекать свою дочку-калеку еще больше. Конечно…
Иногда Рия машинально касалась груди, где был медальон, но его, конечно, больше не было. Медальон сгинул в первозданном хаосе, как весь мир. И… был ли вообще тот мир? Этим вопросом Рия задалась, когда мама все-таки решилась ей рассказать.
— Я хочу знать, – твердо произнесла девушка. – Мам, вы не сможете долго молчать. Иначе я спрошу у девчонок. У Галинки той же. Она ведь должна знать.
Мать только как-то печально покачала головой и судорожно вздохнула.
— Я расскажу, – хрипло согласилась она, и Рия села удобнее, приготовившись слушать. – Ты только сильно не волнуйся.
— Не буду.
И мама рассказала нечто странное. Девушка, как выяснилось, пробыла в коме едва ли не больше года. Тогда, на даче – в прошлом году! – начался ураган. В тот момент, когда вроде бы все начало стихать. Это девушка помнила. Как раз тогда пришел сосед, и Галинки все долго не было, а за ней пропала и вышедшая Аня.
— Не было никакого соседа, – удивилась мама. – В тот день вообще мало кто был на даче, будни же.
И продолжила. Когда начало все стихать, ударило несколько молний в раз, и одна попала в дерево рядом с домом Галинки. Дерево загорелось и повалилось на дом. И по словам мамы их как-то то ли придавило внутри, то ли просто девочки оказались заперты не в силах выбраться.
— Галинка и Аня погибли, – тихо сообщила мать. – Там в такие завали были, что тел даже не нашли… Не знаю, почему. А ты… тебя спасли, Машенька, делали операции, но теперь… вот так. Ты после операции почти сразу впала в кому, и нам оставалось только ждать.
Она снова всхлипнула и поспешно выпила заранее приготовленную воду с валерьянкой, а Рия сидела, оглушенная этим рассказом. То есть… она была все это время в коме, когда якобы путешествовала по другому миру? Что это? Ей снился кошмар? Просто кошмар из-за случившегося? В какой момент началось? Она ведь четко помнила, что был сосед. Ушла Галинка, потом Аня, а затем и она сама пошла… И попала в другой мир. Возможно ли, что память просто стирала ужасные моменты? Только… воспоминания о рабстве, о путешествии с гномами – они все были настолько отчетливыми! Неужели все же кошмар? Порой… да, Рия, слышала, порой люди в коме бывают по ту сторону жизни, но если это был Ад, то какой-то странный. Или Рай, которому надоело быть самим собой? Или просто кошмар… Возможно, он начался в тот момент, когда Рия по-настоящему потеряла сознание. Девушка не знала. Может, рабством ей казался огненный плен? Судя по всему, дом горел, ведь дерево из-за молнии загорелось. Как она не задохнулась? Как вообще…
Нет, в голове не укладывалось. И еще Галинка и Аня… погибли? Мертвы? Их больше нет? Как так? Если буквально полмесяца назад Рия заставляла себя поверить, что она на Земле, то теперь приходилось мириться с этим. И странно… не было печали или грусти. Она еще никак не могла осознать, что больше не увидит подружек. Никогда.