— Он и не спрашивал у меня про Соколова! Вбил себе в голову: «Я убийца, я убийца…» Ишь как вы, Светлана Адамовна, как всё с ног на голову переставили. Уже героя из Сиверина делать хотите! Лихо это всё у вас получается, и не умно, к тому же.
— Что ж, давайте, будем делать умно.
— Вот с этим… — Голиков презрительно постучал пальцем по закрытой папке уголовного дела, лежавшей перед ним на столе, — идти нам на судебное разбирательство не стоит. Показания свидетелей, находившихся во дворе дома в момент нападения на Соколова, хоть и правдивы, но недостаточны. Показания Соколова и ваше, уважаемая Светлана Адамовна — лживы! Признание Сиверина — сплошная липа. Вы думаете, что для суда этого будет достаточно? Как вы наивны!
— Ну, как вы не понимаете, Николай Владимирович, что в подъезде перегорела лампочка, и поэтому там было темно. Что я могу вам сказать, если ничего не видела. Ничего!
— Но вы ведь что-то почувствовали? Кроме глаз у человека есть и другие органы чувств, которые дают довольно объективную информацию. Вы ведь оставались в подъезде с начала до конца, в отличие от Сиверина и Соколова.
— Что я чувствовала? Страх. Что я слышала? Свой крик. Я кричала и бежала вверх, потому что на втором этаже горела лампочка. Что я ощутила в первый момент, перед тем как закричала — ужас от тихого прикосновения смерти, явно ощутила, как страшно дышит преисподняя. Но такая очевидность, или, по-вашему, объективность — это не что иное, как очевидность психического, а не юридического порядка.
— У меня есть доказательства, что в момент происшествия внизу в подъезде кроме вас, потерпевшего и, потом Сиверина, никого не было.
— Ничего не имею против этого. Я виновата. Своими криками я спровоцировала нападение на Соколова. Кажется, у Бунина есть такой рассказ… А первопричиной этого несчастного случая явилась перегоревшая лампочка.
— Лампочка не перегорала. Просто её кто-то чуть-чуть вывернул из патрона. Стоило её слегка покрутить вправо, как она загорелась… — Голиков невольно замолчал, с удивлением вглядываясь в лицо Светланы Адамовны, — что с вами? Вспомнили что-то, Светлана Адамовна… Вы как-то внезапно побледнели! Почему моё замечание про лампочку вас так расстроило?
— Потому что за всём этим стоит какая-то ужасная потусторонняя сила… — вдруг вмешался в разговор Сиверин, — нож, на котором нет отпечатков пальцев, лампочка, которая то вкручивается, то выкручивается, соколовское пальто, которое вместо Соколова, иногда надевает на себя вурдалак… Всё это маскируется под несуразность, случайность, сбивчивость не сочетающихся свидетельских показаний, а на самом деле всё это ни что иное, как происки дьявола. Вы поморщились, Александр Владимирович, слово «дьявол» вам не понравилось? — Сиверин теперь повернулся к Голикову, тогда как всё время не сводил глаз со Светланы Адамовны, — ладно, назовём все эти проявления нечистой силы — «абстрактной возможностью». Теперь сформулируем: абстрактная возможность — это такое развитие событий, для реализации которых существует очень мало благоприятных объективных условий. Но если, всё же такое развитие событий происходит и вызывает трагические последствия, то когда разбираемся в происшедшем…
Сиверин перевёл взгляд на Светлану Адамовну и дальше он говорил, глядя на неё:
— Во время следствия почему-то не всегда учитывается абстрактная возможность, или воля злодея, благо, что всегда существует «реальная возможность», и представляет собой события, для развития которых имеется очень значительное количество условий и, кроме того, она сама себя доказывает.
— Выходит, что «первородным грехом» преступника является не существование другого человека, или сокровищ, а воля дьявола, точнее его условия, — удивился какой-то своей мысли Александр Владимирович, — я не могу, например, пойти к другому человеку и дать ему что-то от себя, не обкрадывая его, не отбирая у него часть его стыда или гордости.
— Подаяние, вообще-то не преследуется по закону. Христиане даже любят подателей милостыни, правда, колдуны и буддисты — призирают тех, кто подаёт нищим милостыню.
— А любовники? Они любят подателей милостыни? — зло спросил Голиков, — что же такое они натворили, что потом, надо убивать невинного человека?
— Любовники живут ради милостыни. Потому что все межчеловеческие отношения вытекают из двух состояний: конфликт и одиночество. — Сиверин снова перевёл взгляд на Светлану Адамовну, — встречаясь, друг с другом, любовники стараются превратить друг друга в объект для удовлетворения эротического желания, психической терапии или достижения каких-то практических целей, посторонних в отношении к любви. Результатом этого является подчинённость одного партнёра и господство другого, или различные комбинации… Но в любом из этих случаев любовник считает себя, или своего партнёра исключительным средством для «ощущения себя» и, следовательно, овеществляет его, чтобы присвоить…