Корнейчук неодобрительно, но сочувственно качал головой, глядя на Козырева. Но при словах о ребенке тот настолько изменился в лице, что председатель в ужасе замолчал. Кровь отхлынула от головы, за секунду перед Арсением снова промелькнули все события, связанные с потерей сына, он стал белым как мел, на потерявшем краски лице ярко вспыхнули два бешеных глаза, сверкающих испепеляющей ненавистью. Гримаса неподдельного, уничтожающего гнева исказила внешность до неузнаваемости. Он встал, медленно, но с несгибаемой уверенностью двинулся по направлению к врагу. Он ничего не видел вокруг себя, ничего не понимал, кроме необходимости физического уничтожения угрозы. Эта непоколебимая решимость, выжженная на лице, не оставляла сомнений в его намерениях. От ужаса Корнейчук обмяк в кресле и потерял всякую способность к сопротивлению. Арсений дошел до стола, перегнулся через него, взял председателя за грудки и с силой дернул на себя. Семен Денисович перелетел через стол, сметая за собой массивный письменный прибор, телефон, настольную лампу и все остальное, что попадалось на пути. Потом приземлился на ноги, по инерции, пытаясь поймать равновесие, сделал несколько шагов в направлении недавнего полета, но задел за ножку гостевого кресла, споткнулся и свалился на пол. Уже на полу он спешно развернулся лицом к Арсению и на карачках пятился задом до конца кабинета, пока не уперся спиной в угол между стеной и креслом. Арсений шел на него с тяжеленой бронзовой статуэткой наперевес. Корнейчук закрыл глаза и приготовился к худшему.
Услышав грохот, в кабинет вбежала испуганная Светлана. Громко вскрикнула и замерла в дверях, пораженная открывшимся зрелищем. Арсений обернулся. Вид девушки произвел на него отрезвляющее действие. Он поставил статуэтку на пол, снова взял председателя за грудки, приподнял над полом и плюхнул в кресло. Склонился над ним. Четко выговаривая слова, произнес:
– Жена и дочь – это то, ради чего я живу! Если с ними хоть что-то случится – мне терять будет нечего! Я уничтожу тебя и всех вместе с тобой, включая всю твою родню и всех твоих друзей! Не вздумай даже пытаться! Ты пожалеешь, что родился!
На этих словах он быстро вышел из кабинета, слегка задев плечом остолбеневшую секретаршу.
Несмотря на то что отношения Козырева с начальником испортились окончательно, со Светланой, его помощницей, он напротив, стал общаться намного больше. Марина, его секретарша, при появлении Светланы даже перестала спрашивать у него разрешения, и та часто заходила к нему, как к себе домой.
После драки Арсения с Корнейчуком, свидетельницей которой она стала, Света еще больше зауважала своего избранника. То, что Козырев женат и открыто признается в верности своей жене, казалось, ничуть ее не смущало. А Арсений постепенно привык к тому вниманию, которое она оказывала ему и демонстрировала всем окружающим. Но он никак не мог отделаться от подспудного ощущения некоторой наигранности, неискренности ее чувств. Такая откровенная, беззастенчивая публичность оказываемого ему внимания хоть и была приятной, но невольно заставляла задуматься об истинных целях этой любовной атаки, и результаты таких размышлений вовсе не добавляли ей очков в его глазах.
Кроме того, он внимательно наблюдал за манерой ее общения с другими мужчинами, а она, то ли по простоте душевной, то ли желая понравиться, часто рассказывала ему о своих очередных победах. Но рассказы эти вместо пробуждения с его стороны дополнительного интереса к девушке вызывали обратный эффект и приводили к потере уже было набранных ею баллов.
Светино кокетство было чем-то неотделимым от ее натуры, сопровождало ее постоянно. Такое поведение действительно многих мужчин вводило в заблуждение, но Арсений совершенно не жаждал оказаться в роли ее очередного трофея. Света любила говорить комплименты мужчинам и не стеснялась делать это прилюдно. Она мило улыбалась, заразительно смеялась, умело строила глазки и располагала к себе открытостью и необычайной дружелюбностью. Однако завоеванных ею мужчин совершенно не стеснялась использовать в своих корыстных целях. Если ей поручали передать что-то важное в другой офис, расположенный на окраине города в противоположной стороне от ее дома, она могла запросто назначить свидание в центре кому-нибудь из сотрудников, работающих там. Причем, с ее точки зрения, ни о каком свидании речи не шло, формально она была чиста, но и построение фразы, и интонация голоса не оставляли у мужчины никаких сомнений о целях планируемой встречи. Например, она набирала нужный номер и вкрадчивым, слегка обиженным голоском говорила: