Как бы там ни было, Светлане этот поступок ничего не дал, кроме разве что кратковременного морального удовлетворения, которое очень скоро сменилось сильным стыдом. Удивительно, как часто наши импульсивные поступки, совершенные в минуты неистовой злобы, заставляют потом в течение всей оставшейся жизни переживать и жалеть о том, что когда-то не удалось сдержать нахлынувшие эмоции. А вот для Арсения этот ее поступок имел весьма печальные и далеко идущие последствия.
Ничего не подозревая, он вернулся домой. Вика вела себя вполне естественно, никаких признаков неудовольствия не проявляла. Спросила только:
– Ну как сходил?
Он, вспомнив придуманную накануне легенду, буркнул в ответ что-то неопределенное, для правдоподобности добавив парочку несущественных деталей. Вика промолчала. Пришла пора укладывать дочку спать.
Снежана радостно прибежала в гостиную, громко топая по полу босыми ногами, с разбегу запрыгнула на диван и звонко чмокнула отца, пожелав ему таким образом спокойной ночи. Тут же, практически без паузы, снова спрыгнула обратно и умчалась к себе в детскую в той же шумной манере. Через минуту вернулась Вика.
– Чаю хочешь?
– Давай…
Чайная церемония с давних пор стала своеобразной традицией в семье Козыревых-младших. Практический каждый будний, да зачастую и выходной, день, завершался этой приятной процедурой.
Хозяйка вскипятила чайник, насыпала в кофе-пресс ароматный зеленый чай со сливочным привкусом, достала из шкафа деревянную вазочку с конфетами и пачку хрустящего печенья, а из холодильника – варенье, поставила все это на небольшой раскладной столик. Завершили натюрморт две прозрачные чайные чашечки: побольше и поменьше. Козырев любил пить чай очень горячим, поэтому наливал в чашку понемногу и обжигаясь сразу же «вдувал» в себя напиток с громким, характерным, хлюпающим звуком. Вика же, наоборот, сразу наливала свой сосуд до краев, долго ждала, пока кипяток остынет, и лишь потом медленно, с чувством пила его, закусывая всевозможными сладостями.
Процесс был в самом разгаре, когда женщина спокойно, как бы невзначай произнесла роковую фразу, будто случайно высказала вслух свою сокровенную мысль:
– Мы, наверное, вернемся домой, в Крым. Как ты думаешь, твои родители позволят нам жить в их квартире? Они же ей почти совсем не пользуются…
Арсений чуть не захлебнулся горячим чаем.
– Не понял, что за фантазии, с какой стати?
– Так будет лучше. Для всех.
У Козырева в голове зародилась страшная догадка. Неприятный холодок пробежал по спине.
– Объясни толком!
Вика посмотрела на него такими глазами, что он сразу понял:
– Ты все знаешь…
Она говорила ровным, спокойным голосом, как будто ничего не произошло.
– В Москве мне сложно будет ее вырастить, я же практически ничего не умею. И жить негде. А там квартира, там мама, бабушка. Там тепло. Найду работу.
– Да подожди ты со своими планами! Ведь если разобраться, ничего страшного не произошло. Это была ошибка, ничего серьезного, поверь! Всего лишь физиология! Ну, мужики так устроены, что я могу с этим поделать? А к ней я абсолютно равнодушен! К тому же уже все кончено! И больше не повторится. Никогда!
– Ты не думай, я не собираюсь тебя ограничивать в общении со Снежаной. Ты же отец… Ребенку же нужен отец. Можешь приезжать к ней, когда захочешь. Иногда я буду ее отпускать к тебе.
– Вика, ты что, меня не слышишь? С чего такие кардинальные меры? Давай все спокойно обсудим.
Но она продолжала все тем же размеренным тоном:
– И денег мне никаких от тебя не надо. Мы проживем. Я справлюсь. Главное, что у меня есть Снежана.
Он взял ее за плечи, встряхнул и повернул лицом к себе. Она посмотрела на него. На секунду сверкнул все тот же упрекающий взгляд и потух. Пустые глаза больше ничего не выражали. Он по-настоящему испугался.
– Прекрати. Да, я виноват, прости меня, пожалуйста! Но это же не повод… Не повод, вот так, все разом забыть, перечеркнуть всю нашу жизнь! В один день, в один момент!
Арсений долго и пристально смотрел в глаза супруги. Полное равнодушие. Безразличие. Ни единой эмоции.
Он упал перед ней на колени. Взял в свои руки ее ладони, принялся горячо и страстно целовать их.
– Прости, прости меня, пожалуйста. Ну да, я идиот, я дурак. Мне нет оправданий. Я понимаю, какую боль причинил тебе. Но это же просто ошибка, всего лишь единственная ошибка! Человек ошибается. Нужно прощать, ты должна найти в себе силы. Ради себя, ради меня, ради нашей дочери. В конце концов, ради Платона!