— А я уж думала…
— Зря думала. Я торговал и торговал правильно. Всё до последней паданки отцу вернул в кратчайшие сроки, ещё и в наваре хорошем остался. И вот отчего мой отец считает, что не надо мне в маги лезть. К чему?
— Так если всё получалось, — задумалась Мила, — то и правда, почему ты в академию подался?
— Потому что не особо я прибыли своей радовался. Был горд несколько месяцев, а потом взял и запил от тоски. И, чес‑слово, втянулся в пьянство настолько, что спустил бы всё, что заработал. Дыра у меня вот здесь словно была, — ударил себя по груди Саймон, — а всё потому, что в те дни я окончательно осознал, что не хочу быть купцом. И пусть нет этому логичного объяснения, но я просто гнил от обязанности жить неприятной для себя жизнью. День ото дня мои доходы росли и день ото дня мне становилось хуже. И особенно на меня давило то, что другую судьбу для себя я не мог представить. Ну кем мне быть? Воином? Нет, я не воин. Поэтом? Так я с трудом пару строк срифмую. Делать карьеру судьи или что‑то прочее? Так оно тоже самое, — тут Саймон махнул рукой.
— Кажется, я поняла, — тихо сказала Мила.
— Не уверен, что ты понимаешь. Мой отец вон сколько меня знает, а всё считает, что это меня молодость попутала. Он нисколько не берёт в голову, что я бы в петлю по итогу влез. А не случилось так только потому, что разговорился я в ярмарочный день с одним знающим человеком. И так мне в душу запали его слова о том, что есть у меня все задатки по совсем другой дорожке судьбы идти, что я не выдержал — взял и на следующее утро переписал всё добро на отца.
— Зачем? — нахмурилась Мила. Они нисколько не поняла такого поступка.
— А я знал, что он будет перечить, поэтому хотел, чтобы до него сразу дошло понимание — нисколько не шучу я и ничего мне не надобно, только благословение его прожить жизнь другую. И я так радовался, когда он ни слова не говоря меня выслушивал. Я думал всё, с миром отпустит меня отец. Но нет. Он сперва бумаги дарственные к себе за пазуху сунул, и только потом меня ором едва со свету не сжил. Ох, как же он вопил! Кричал, что ты мол, паскуда, неделю без денег поживи сперва, а потом уже говори, что купеческая доля для тебя невыносимая. Бумаги он себе забрал, чтобы я быстрее одумался и отошёл от своей идеи. Ан нет. Я всё равно до Вирграда добрался.
Мила сама не могла взять в толк, отчего ей вдруг эта беседа вспомнилась. Просто вспомнилась и всё тут. А потом к ней пришла мысль, что только настоящий друг таким сокровенным делиться бы стал.
«Надо было поблагодарить Саймона, — глядя на бутылочку, подумала Мила. — Он же для меня старался, так как никого-то ближе меня у него здесь нет. Он как друг поступил, а я взяла и накричала на него».
Совесть умеет портить жизнь. Всё то время, что Мила обрабатывала голову, она корила себя. Корила за Саймона, за то, что ранее не набралась смелости пойти в сторону коттеджей преподавателей, чтобы проведать заболевшего мэтра Тийсберга. А теперь… Что вот теперь делать?
Приведение самой себя в порядок вышло долгим и муторным делом. За окном стемнело так, что на небе стали видны первые звёзды. Мила с сожалением посмотрела на них, прежде чем в первый раз за этот учебный год надела новую форму. Она хотела сберечь её, но идти к мэтру Тийсбергу в том, во что она превратила прежнюю? Нет, Мила хотела выглядеть хорошо. Она даже расчесала и заплела волосы, прежде чем вышла из общежития.
Петляющая дорога до главной площади академии была Миле прекрасно знакома. А вот к коттеджам преподавателей она ещё ни разу не ходила, и эта неизвестность заставляла её сердечко трепетать. Мила с трудом представляла как найдёт нужный дом, но так далеко зайти на территорию у неё не получилось. Охранник на пропускном пункте не дал ей пройти дальше шлагбаума. Правда, стоило Миле в растерянности отойти в сторонку, как она увидела шагающего в её сторону мэтра Ориона. Она тут же обрадовалась, поспешила ему навстречу, и куратор группы сперва удивился этому, так как нисколько не узнал свою студентку. А, когда он понял кто перед ним и услышал просьбу, то уверенно сказал:
— Вам нет нужды навещать мэтра Тийсберга, лер Свон.
— Но я хочу его навестить. И не думайте, он нисколько не был бы против моего визита, — жалобно сказала она, и взгляд мэтра Ориона сделался сочувственным.
— В такой поздний час мы встретились только потому, что я шёл от господина Олафа фон Дали. Он поручил мне организовать прощальную церемонию с мэтром Тийсбергом.
— Прощальную церемонию? Так он всё-таки увольняется?
— Эм-м, нет. Мне грустно говорить такое, лер Свон, но мэтр Тийсберг не успел подать официальное заявление. Он умер. Сегодня немногим позже полудня его нашли мёртвым прямо за письменным столом.