Выглянувшая за дверь пенсионерка в светлом платочке, поначалу смотревшая на меня испуганным взглядом, принялась размышлять.
— Не… такого не было…
— А может вы чего не помните? Вон там, например, кто живет? — я указал на дверь Мити-лаборанта.
— Митя, — ответила женщина. — Но ему не семьдесят, и он живой. Тихий, но живой! Ему может двадцать пять, может, тридцать, точно не знаю.
— Не военный?
Соседка махнула рукой.
— Да какой военный! Аспирант в каком-то институте. Хотя о работе говорить не любит. Он вообще с людьми мало общается. Весь в своей науке.
— Семья у него, дети?
— Никакой семьи! Живет один, никуда не ходит, кроме как по выходным уезжает на дачу. Но на дачника он не похож. Кабы он на даже картошку сажал, руки были б другие. Я-то знаю! Поэтому нет, не на дачу ездит. Куда — не знаю, хотя это и не моё дело. В субботу утром уезжает, а в понедельник первой утренней электричкой — назад.
— То есть он сосед тихий, спокойный…
— Ага! Хотя не всегда. Однажды уехал на выходные, а в его квартире что-то будто стонало два дня…
— Стонало⁈ — сделав недоумевающее лицо, переспросил я.
— Именно! Как грешник в преисподней! Постонет — затихнет, постонет — затихнет… В дверь стучали — никто не открыл. Хотели Мите позвонить, да он телефон с собой не взял, через дверь звонковая музыка его слышалась. Но как Митя приехал, всё разом прекратилось. Он потом ходил бледненький, даже извинялся. Сказал, что телевизор забыл выключить. Врал, конечно, не придумала ещё наука стонущих два дня напролёт телевизоров.
— О как, спасибо большое!
Я попытался разговорить словоохотливую женщину, чтобы она сообщила о Мите ещё какие-нибудь подробности, но больше она ничего интересного не сообщила. Затем я прошелся по остальным соседям, однако те знали даже меньше неё. Стоны слышал только один человек, но ему это показалось неинтересным.
На этом я свой поход завершил.
Странный ты тип, Митя. И дача у тебя странная. А кто стонал в квартире, пока тебя не было?
Попасть к тебе мне нужно любой ценой. Поэтому я сфотографировал дверь с замками, прыгнул в автомобиль и помчался в один очень неблагополучный переулок города Москвы.
Домик старый-престарый. Квартир в нем много-премного. На одном этаже — десятки. А всё потому, что они тут малюсенькие, без кухонь и ванных комнат. Эти предметы роскоши здесь общие для всего этажа.
Домофон, однако, имеется. Дверь закрыта. Звонить в квартиру, которая мне нужна, бесполезно, поэтому я набрал соседям.
— Откройте, пожалуйста, я из сто пятнадцатой, ключи дома забыл…
— Пошёл вон, алкаш! — ответил мне домофон суровым женским голосом. — Проваливай, чтоб духу твоего здесь не было!
Такое впечатление, что соседка догадалась, в какую квартиру я держу путь, и приняла меня за одного из частых её посетителей. Ладно, изменим тактику.
— Кто там? — рявкнул на меня из железного устройства невидимый дедушка.
— Старший участковый старший лейтенант полиции Васисуалий Исидорович Загоруйко. Откройте.
— Нет! — взвился дед. — До полиции не дозвонишься, а если кто и возьмёт трубку, то в жизнь не приедет! Уматывай отседа! Как выгонишь всех алкашей из ста сороковой, тогда и приходи! Не открою!
На этой оптимистической ноте разговор завершился. Сто сороковая квартира, кстати — именно та, куда мне и надо.
Глава 15
Одна из самых неприятных вещей, которая случается с человеком, работающим в полиции, — это то, что он со временем начинает ненавидеть всех — и преступников, на полицейском жаргоне обычно называемых «жуликами», и обычных людей.
Вторые, кроме шуток, часто бывают отвратительнее первых. Что делает наркоман? Ну, утаскивает мобильный телефон, которых на среднюю месячную зарплату можно купить пять штук. Неприятно, да. Но за это он получает пару лет тюрьмы и не возмущается — таковы правила игры, он знал, на что шёл.
А что делают добропорядочные люди? Да всё, что угодно. Издеваются над своими близкими — жёнами, детьми, соседями, подчинёнными на работе, зато не знают, куда поцеловать своего начальника. Не хотят думать и видеть дальше своего носа. Украл какую-то мелочь — тюрьма, заставил уволиться с работы и поломал жизнь тому, кто тебе не понравился — ни-че-го.