После первого раунда я уже устал. Попробуй, потаскай на ринге такую тушу, при каждом удобном и неудобном случае наваливающуюся на тебя в клинче. Про удары я и не говорю — жесткие, тяжелые. Левой, впереди стоящей ногой он бил меня в корпус, не давая подойти, и мне приходилось быть очень осторожным, чтобы эта «оглобля» не залетела в подбородок — мгновенный нокаут обеспечен.
— Ты хорошо его лупишь, — неуверенно сообщил Вадим в перерыве. Ему, как секунданту, полагалось говорить хоть что-нибудь ободряющее.
Во втором раунде все стало еще хуже. Сильных ударов не пропустил, но устал до чертиков. Если не тренируешься постоянно, дыхалка страдает первой. Это правило сейчас лишний раз подтверждалось. Один раз я неплохо зацепил расслабившегося чемпиона размашистым правым, пролетевшим у него над плечом, но о нокдауне, а тем более о нокауте речь не шла и близко. Никитин только удивленно вскинул брови и покрутил головой, как бы говоря «надо же, какой прыткий».
На меня он особо не наседал. Видимо, считал, что я и так никуда не денусь. У него серьезные соревнования на носу, а это — так, маленькая подработка.
Увы, он был прав.
В перерыве Вадим молчал и старался не встречаться со мной взглядом.
Дышал я тяжело. К тому же усталость влечет за собой еще одну проблему — ухудшается реакция, и теперь большие шансы, что я не успею в очередной раз уклониться от вражеского кулака.
Вся радость была в том, что я достойно сопротивлялся целому чемпиону мира. Этим я удивил и собравшихся у ринга, и самого себя. Я был даже быстрее его, что немного сглаживало колоссальное преимущество в габаритах.
Третий раунд я кое-как отбегал, хотя по очкам, конечно, проигрывал. Изредка мне удавалось прорваться на ближнюю дистанцию, где я что было сил лупил «крюки» в голову и бока Никитина, но большого успеха не добился. К тому же, вблизи он теперь почти не дрался — просто хватал меня в клинче и висел, будто чувствуя, как наливаются свинцом от такой тяжелой атлетики мои мышцы.
Потом настал четвертый раунд, последний. Сил не осталось никаких, и Никитин пошел в затяжную атаку, решив добить противника. Прижав меня к канатам, он замолотил кулаками, как автомат, чередуя атаки в корпус и в голову. Я закрылся, прижав руки к лицу, и лишь изредка отвечал, чтобы бой не остановили.
Это меня и подвело. Почти не видя противника, я наудачу выбросил левый «крюк», и тут же над ним мне в висок прилетел правый кулак, сбивший меня с ног, как несущийся локомотив.
Свет в зале погас, и я очутился в темной пещере. Не было видно ничего, но я мог слышать, как где-то с потолка капает вода, и еще немного дул холодный ветер.
Странно, подумалось мне. Я же только что был на ринге, что за ерунда! И никакого страха, только удивление. Может, я умер? Нет, непохоже. Тогда где я? И как отсюда выбраться?
— Люди глупы, — вдруг послышался чей-то голос. — Они обладают сокровищами, но не знают об этом. А что еще хуже, не хотят знать о них.
— Кто ты? — спросил я.
— Какая тебе разница, — брезгливо ответил голос. — Ты всего лишь один из многих. Из тех, кто не имеет воли и желания думать. Как быстро тебя сломали.
Я почувствовал, что меня охватывает ярость.
— Ну хорошо, — пробормотал я, вспомнив, что со мной все еще остался мой дар.
Пещера озарилась странным светом, и в десятке шагов от меня показалось бледнокожее существо, сидящее на большом камне. Человеком оно не было — огромные черные глаза без зрачков, серая кожа, безгубый рот и трехметровый рост говорили именно об этом. Одето существо было во что-то черное.
Во что именно, рассмотреть я не успел, потому что пространство вокруг поплыло и я обнаружил себя лежащим на ринге. Надо мной склонился рефери и считал вслух от одного до десяти. За его спиной стоял Никитин и снисходительно посматривал на нас. Мысленно он был уже далеко отсюда. Наверное, строил планы, как потратить полученные от Хмелева деньги.
— … Пять! Шесть! Семь!
Семь, подумал я. А за семью будет восемь. Затем девять, а потом десять.Десять⁈ Десять будет означать, что я проиграл.
Да не в жизнь! И я вскочил на ноги, да так резво, что немного напугал рефери. Такого он явно не ожидал. И вмиг ставших змеиными глаз у человека еще не видел.
Он секунду помедлил, потом спросил: