Пришлось ответить зданию таким же равнодушным взглядом. Я приехал не к тебе и меня не интересует, что ты видишь внутри своих каменных снов.
Консьерж, затем решетчатый лифт — и вот я перед нужной мне дверью. Она открыта. Дожидается меня.
— Привет, Майя. Что случилось?
Красивая она женщина. И одежда у нее красивая — темный шелковый халат до пола.
Квартира обставлена изысканно, но сумрачно. Верхний свет не горит, неяркие светильники вынимают из темноты полки с книгами и темную мебель.
— Ничего не случилось. Точнее почти. Я долго думала и решила с тобой все-таки поговорить. Но… если ты не против, для начала мы можем поужинать. Здесь, безо всяких ресторанов.
— Спасибо, конечно. А еда будет какой? Однажды Нечаев угостил меня феноменальной экзотикой. Но я не против, было очень вкусно!
— Нет. Разочарую тебя или наоборот успокою — все традиционно, — улыбнулась Майя.
Она провела меня не на кухню, а в столовую — та находилась в одной из комнат.
Ужин действительно оказался без приключений. Мясо, гарнир и прочее — как в обычном ресторане европейской кухни. Ни одного жареного паучка или съедобной плесени.
Мы ели молча, даже почти не посматривая друг на друга. Я не хотел в очередной раз спрашивать о причине звонка, а Майя ничего не говорила.
— Спасибо, очень вкусно, — сказал в конце ужина я и пристально, не отрывая глаз, все-таки посмотрел на нее. Если она всего лишь хотела меня соблазнить, то сейчас самое время.
— Пойдем, — произнесла она, взяла меня за руку и провела в другую комнату.
Она оказалась кабинетом. Около дивана находился темный журнальный столик, а на нем были разбросаны альбомные листы бумаги с карандашными рисунками.
— Посмотри, что на них, — кивнула Майя.
Я сел за стол и начал рассматривать рисунки.
Очень мрачно. Хотя такое я уже видел на спиритическом сеансе, который проводил Альберт.
Нет, вру. Здесь гораздо хуже. Жуткие чудовища, горящие дома, безумные люди, терзаемые монстрами. И все это происходит в Москве. Некоторые улицы я даже смог узнать. Нарисовано очень хорошо. Чтобы понять это, не нужно учиться на художника.
— Кто это рисовал? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Я, — пожав плечами, ответила Майя.
— Умеешь. Но что это?
— Мои видения во время транса.
Я вздохнул.
— Видел похожее. Нечаев при помощи артефакта показывал такие картинки за оконным стеклом. Знать бы, что они означают.
— Я входила в транс без Альберта, сама. После того случая со смертью он побаивается отпускать меня далеко в астральный мир, поэтому приходится без него. А что они означают…
Она вдруг замолчала.
— Что? — спросил я после долгой паузы.
— То, что ждет наш мир в недалеком будущем. Конец света, как принято называть это явление.
Я развел руками.
— Альберт говорил мне о чем-то таком, но он сам в него не верил. Да, древние пророчества, да, какие-то знаки, но не более того.
Майя махнула рукой.
— Здесь я больше знаю, чем он. Во мне течет кровь тех, кто ходил по далеким мирам, как мы ходим по улицам. И они понимали то, о чем шепчут видения.
— И как же это произойдет? Скажу честно, у меня это не очень укладывается в голове.
— Соединятся два мира — наш, мир материи, и тонкий, астральный. В образовавшиеся ворота хлынут энергетические сущности. Они будут овладевать телами людей, превращая их в зомби, а потом изменять плоть — так, как это делается в генетических лабораториях, только гораздо быстрее. Будет два солнца — наше и второе, темное, пожирающее свет. Реки выйдут из берегов, земля начнет содрогаться…
— Ты так уверена в этом…
— Да.
— Даже если это случится, то почему?
— Есть люди, которые думают, что они поступают самостоятельно, а на деле являются игрушками странных сил, повелевающих вселенной. Темная энергия — энергия боли и смерти, соединит то, что соединять нельзя — этот мир и астральный. Увы, так должно быть. И так будет.
Она была убедительна. Говорила спокойно, без эмоций, глядя на меня черными, как смола, глазами.
— Альберт, все-таки, в это не верит.
— У него оно не укладывается в голове, — пожала плечами Майя. — Чтобы согласиться со знанием, нужно иметь кровь тех, кто знал лучше нас. Альберт очень искусен в некоторых вопросах магии, но здесь он сомневается.