…
— И что же говорили? Наверное, только хорошее?
— Хорошее, как же… Говорили, что тебя бережет сам дьявол.
— Гм. А я думал, что это вы ему поклоняетесь.
— Какие глупости, — рассмеялся Митя. — Дьявола не существует. Хорошее и плохое слито воедино, и одно от другого не отделишь.
— Обычно так говорят те, кто хочет оправдать себя, — я прекратил философскую дискуссию в зародыше. — А что еще говорили?
— Что ты владеешь магией. Скорее всего — темной.
— О как. А еще?
— Я начальству много вопросов не задавал. Хочешь жить — меньше знай. Смирнов знал много… но сегодня сообщили, что он умер в тюрьме. Я не хочу, чтобы со мной случилось что-то такое.
— Отчего же он умер?
— Откуда мне знать! Я с теми, кто руководит Ямой, не настолько близок…
— Ладно, это все лирика. Рассказывай, чем ты занимался в так называемой Яме.
Митя помолчал, потом нехотя ответил:
— Тем же, чем и в Москве… создавал живых существ.
— Гомункулов?
— Не только… они особо не нужны. Их и в городе полно. Есть твари побольше и пострашнее.
— Измененные люди?
— Да, — почти с истерикой ответил сидящий на земле человек. — Да, ловили бомжей, алкоголиков и прочих, затем делали из них странные существа. И я делал! Даже так скажу — без меня бы ничего не получилось! Это в лаборатории меня считали не от мира сего, а там дали полную свободу! Попросишь один ингредиент — пожалуйста, через два часа он у тебя! И никто не смеялся, не говорил, что ничего не выйдет, что так нельзя!
— А людей было не жалко? Тех, кого изменял?
Митя криво ухмыльнулся.
— А зачем они нужны? Какая от них польза? И дело даже не в том, что они бомжи… все люди делятся на тех, кто имеет право изменять мир, пусть даже проливая кровь, и на тех, кто слепо идет туда, куда ему скажут!
— Понятно, — кивнул я. — Ничего нового в этой теории нет. Кто только ее не повторял. А этот… маг огня… ты знал его? Он тоже занимался выращиванием человекообразных тварей. Правда, мелких. Зато понаделал их много.
— Он пришел к нам не так давно. Не знаю, как его нашли. Но особой пользы от него не было. То, что знал он, знал и я, только я пользовался наукой, а он — магией. И он был очень неприятным человеком. Высокомерным, мрачным. Он не подчинялся Михаилу Семеновичу. Ему давали поручения и платили за них деньги. Когда он погиб, все были почти довольны. Это ты его убил, да?
— Тебя не должно это интересовать, — поморщился я. — Что бы с ним не случилось, он свою судьбу нашел. Теперь скажи, кто такой Михаил Семенович.
Митя, облокотившись на руку, сдвинулся по земле ко мне поближе.
— Ты понимаешь, что они меня убьют, если я расскажу?
— Прекрасно понимаю. Но они тебя убьют и за то, что ты уже сказал. А еще тебя могу запросто убить я. Ты сам говорил, что я псих.
Митя замолчал. По его лицу я понял, что он размышляет, и не стал торопить его. Пусть хорошенько подумает. Но если придет не к тем выводам, то пусть не обижается. Его хозяев надо остановить любой ценой. Да и с Митей у меня, по большому счету, есть и личное — к нападению гомункула на лестнице он так или иначе причастен.
— Я сяду в тюрьму на десять лет или больше, — произнес Митя. — Если полиция узнает. Мне страшно. Боюсь и своих, и попасть под суд. Хотя я ничего не делал. Только работал над химическими веществами.
Врешь, подумал я. Ой, как врешь. Не верится, что людей изменяли без тебя, а ты ничего не знал. Это по меньшей мере! А что там еще происходило, можно только догадываться. И не десять лет тебе светит, а побольше. Организация ваша, как я понимаю, классифицируется по статье уголовного кодекса как «преступное сообщество», а там сроки до двадцати лет вплоть до пожизненного. И плюсом к этому пойдут еще и похищения с убийствами тех же бомжей (наверняка не один из них умер во время переделки). Но все это я пока говорить не буду.
— Если сдашь их, пойдешь как свидетель. Есть такая опция в праве. Осознал вину, раскаялся, пришел добровольно сдаваться. Следствие заинтересовано в том, чтоб был надежный человек, который будет давать показания. А для этого ему надо идти навстречу.
Но вот о том, что такие, как Митя, прекрасно дают показания и сидя в тюремной камере, я говорить не стал. Не тот он человек, с которым можно быть честным. А мне, повторю, нужны сведения любой ценой.
— У тебя там не все хорошо, — проявил проницательность я. — Ты там чужой. Работаешь на них, но тебя не любят. Для тебя главное — наука, а у тех людей другие цели. От тебя могу в любой момент избавиться. А когда станешь не нужным, то тем более.