— Майор Алданов, разрешите представить доктора Бай. Главу биологической службы станции, — сказал старший полковник.
Девушка подошла ко мне и протянула тонкую ладонь. Я изобразил осторожное пожатие.
— Очень приятно, — ответил я. — Меня можно по имени. Женя.
— Взаимно, Женя, — ответила она. Её русский был даже лучше, чем у Чжана. Акцент едва улавливался. — Можете звать меня Лу. Или Лиля, как меня называют русские сотрудники.
— Рад познакомиться, Лиля, — улыбнулся я.
Она кивнула мне в ответ.
— Если вы не возражаете, я бы хотела показать вам нашу главную гордость. Лунную оранжерею! Там же можно провести и встречу с коллективом. Что скажешь, Чжан Гэ?
Биолог вопросительно посмотрела на коллегу. Тот улыбнулся и согласно кивнул.
— Я уже отдал распоряжение.
Оранжерея действительно впечатляла: огромное круглое помещение, может, метров пятьсот в диаметре. Круговые террасы, амфитеатром спускающиеся вниз. На каждой террасе — своя культура, от небольших фруктовых деревьев до заливных рисовых полей. В каждом сегменте поддерживается свой микроклимат — с помощью хитрой системы вентиляции, безо всяких грубых стенок. Яркий свет лился откуда-то сверху, как мне показалось, из большого кольцевого светильника. Прищурившись и прикрывшись ладонью, я попытался рассмотреть его.
— Это настоящий солнечный свет! — с гордостью сказала Лиля. — Наверху есть система зеркал и подземные светопроводы. Своего рода шедевр оптики! Да, строительство потребовало определённых усилий — зато теперь мы не тратим лишней энергии, а растения показывают лучшие показатели, чем выращенные на полностью искусственном свете!
— Это… очень впечатляет! — честно признался я.
В самом низу амфитеатра находилась небольшая круглая площадка с одиноко растущим деревом гинкго. Его золотистые веерообразные листья мягко колыхались в искусственном ветре.
— Старейший обитатель Луны! — улыбнулась Лиля, проводя рукой по шершавой коре. — Ему ровно тысяча двадцать четыре года. Его привезли с горы Удан.
Я присвистнул.
— Тысячелетнее дерево… на Луне? Как он вообще выжил при перегрузках?
— Он пережил монгольские нашествия, опиумные войны и революцию. Что ему космос? — засмеялся Чжан.
Лиля добавила серьёзнее:
— Это не просто растение. Это символ. Каждый новый сотрудник станции сажает здесь своё дерево — берёзу, яблоню, бамбук, сливу. Но гинкго — центр нашего «сада». Его ДНК модифицировали для лунной гравитации… и кое-что ещё.
Она обменялась взглядом с Чжаном. Тот кивнул, будто давая разрешение.
— Он — часть интеллектуальной системы станции, — тихо сказала Лиля. Его корни связаны с нейросетью. Они с Сяо Ваном своего рода братья.
Я осторожно коснулся листа. Он дрогнул, и в воздухе вспыхнули голубоватые искры — словно статический разряд. Отдёрнув руку, я тревожно посмотрел на биолога.
— Это просто биолюминесценция, — успокоила меня Лиля. — Иногда он так… общается.
В этот момент ствол гинкго начал слабо пульсировать розоватым светом, а на экране у площадки высветилось:
«欢迎, Евгений. Ваш сердечный ритм повышен. Успокойтесь — вы в безопасности».
— Вот же ж…— вырвалось у меня. — Я не считаю, что я в опасности!
— Он почувствовал, как у вас участился пульс и, вероятно, чуть подскочил уровень кортизола. Его кора и листья — что-то вроде чувствительного биосенсора, — усмехнулся Чжан. — Сообщение сгенерировано автоматически.
Лиля хлопнула в ладоши.
— Правда же он прелесть? — улыбнулась она. — Я горжусь им почти так же, как «рисоградом»! Это наш местный, лунный гибрид риса и винограда. Идеальный источник глюкозы и антиоксидантов для условий внеземелья!
Наверняка она бы могла ещё много чего рассказать о своей работе, но тут на площадку начали подтягиваться люди. Они не спускались сверху, как мы — а выходили из портала, расположенного в самом нижнем уступе.
Людей было много. Может, несколько десятков. Как китайцев, так и сотрудников европейской и даже африканской внешности. Я пригляделся к флагам на плечах их комбинезонов: русские, бразильцы, жители ЮАР и, кажется, Намибии. В целом — полный интернационал.
Они становились полукругом чуть поодаль. Они тихонько перешёптывались между собой, то и дело кидая в мою сторону любопытные взгляды.
В какой-то момент, когда новые люди перестали прибывать, вперёд вышел Чжан. Он поднял над головой руку — и разговоры тут же стихли. Несколько десятков пар глаз внимательно наблюдали за руководителем.
— Дорогие коллеги! — Чжан говорил на китайском, но Вася быстро подключил свой перевод, так что я всё понимал. — Наверняка до многих из вас в эти дни доходили странные и даже тревожные слухи о том, что происходит на станции. С чем может быть связана изоляция двенадцатого сектора? Почему пятый причал тоже закрыт? Верно?