Они подступили к койке Гадаца. Батадзи, как старуха-плакальщица, ударил себя руками по коленям и горестно запричитал:
— Ой, черные тучи нагрянули! Ой, рухнула моя крепость!
— Ой, горе нам, горе! — вторили ребята.
— Ой, не смогу я нести тяжкую ношу матери сирот!
— Ой, горе, горе!
— Ой, не смогу я купить им в универмаге нейлоновые сорочки и безразмерные носки!
— Ой, горе нам, горе!
Гадац вскочил, схватил подушку и, швырнув ее в Батадзи, вышел из вагончика, мельком глянув на Тугана, Гадац зашагал к селу.
— Эй, хоть адрес оставь! — закричали ему вслед.
— Может, проводить тебя?
— Не обижайся, что без подарков уходишь!
— За чемоданом пришлешь кого-нибудь или отправить его малой скоростью?
Ребята покричали, покричали и смолкли, потому что Гадац был уже слишком далеко, чтобы слышать их.
— Ничего, хороший спектакль получился, — сказал, вздохнув, Туган.
— Опять мы виноваты! — развел руками Батадзи.
— Прав был Шахам — не понимаем мы друг друга…
8
Если из шести человек один неразговорчив, этого можно и не заметить. Но когда все шестеро молчат, значит, дело неладно.
Ничего особенного вроде не произошло — к капризам Гадаца они давно привыкли — но утром, собираясь на поле, ребята взваливали на плечи тяпки с таким трудом, будто те отяжелели за ночь.
Туган ждал — может, кто-нибудь улыбнется, в конце концов, пошутит, Толас, например, или Батадзи, но ребята хмуро ковыряли землю, думая каждый о своем и не замечая друг друга. «А может, печаль у них одна? — гадал Туган. — Может, они переживают за Коста? Или завидуют Гадацу, что так легко он отделался от этого кукурузного поля?.. Ну, хоть бы выругался кто-нибудь, швырнул тяпку, на землю — и то было бы легче…»
Туган и сам приуныл, не зная, как подбодрить ребят. Слова потеряли смысл. Человек должен во что-то верить, ради чего-то жить на земле, иначе рано или поздно почувствуешь ничтожность своего существования, замкнешься в самом себе. А человеку ведь нужно так мало… Но как трудно достичь этого малого…
Если бы Туган знал сейчас, что Хани обрадуется, увидев его, он бы первый бросил тяпку. Бросил бы и побежал прямо отсюда в город… Сказал бы: «Ребята, не смейтесь надо мной, сил моих больше нет, хочу повидаться с Хани»… Эх, было бы все так просто…
Тяжелый, неповоротливый Азрым остановился, выпрямился и, опершись на держак тяпки, воззрился вдаль. Раньше бы ребята не упустили такого случая позубоскалить, а сейчас никто и не глянул на Азрыма. Будто сами по себе поднимались и опускались тяпки, срубая сорняки, взрыхляя землю.
— Ты что? — не выдержав, спросил Туган.
— Во-он, посмотри, — Азрым кивнул в сторону села.
Он собирался сказать еще что-то, но глазастый Толас опередил его:
— Гадац! Я же говорил, что он вернется!
— Гадац длиннее телеграфного столба, — сказал, вглядываясь, Батадзи, — его немудрено узнать… Вы лучше скажите мне, кто это идет рядом с ним?
Ребята притихли. Рядом с Гадацем шла девушка, но кто она, еще нельзя было различить. То, что можно было увидеть, они видели — голубое платье, короткая прическа… Но Гадац не позволил им догадаться:
— Туган! — еще издали закричал он. — К нам пришла Хани!
Подойдя ближе, он похвастался:
— В город собиралась, я ее прямо из автобуса вытащил!
Ну, казнил себя Туган, что ж ты стоишь?.. Признайся, Хани мужественнее тебя… Ведь ты только что собирался к ней в город бежать… А ты совсем не такой, каким кажешься своим друзьям. Тебе бы броситься к ней с открытой душой, но нет, застыл, как камень, гордостью боишься поступиться…
И вот она уже была рядом, и он видел лицо ее, обращенное к нему, ее сияющие глаза. «Нет, — думал он, — сегодня ты не уйдешь печальной, как тогда. Я слишком долго тебя ждал, чтобы размениваться на никчемные обиды. Хватит»…
Он все тянул, не здороваясь, ждал, когда она подойдет, протянет руку, и он знал, что не скажет ей ласковых слов, не сумеет, не осмелится, но ему так хотелось встретить ее по-доброму, радостно, празднично. И тут он заметил, что она отрезала косы, и понял, почему не узнал ее сразу, издали. Он вспомнил, как она заплетала их, словно чудодействовала, словно золото ткала, и почувствовал, будто у него что-то отняли, чего-то лишили навсегда.