На девочке было простенькое серое платьице, красные туфельки, волосы ее были заплетены в две тоненькие косички. Была она худенькая, быстрая, живая.
Девочка вдруг повернулась и, не поднимая головы, пошла на улицу. Бечмырза бросился за ней.
— Ты куда?
— В интернат.
— А как тебя зовут?
— Дзеппа.
— Тебе очень хочется домой?
— Бабушка и мама будут ждать… Бабушка часто болеет.
— А сколько стоит билет до твоего села?
— Пятьдесят копеек.
В начале месяца, когда только получишь стипендию, кажется, что ее на все хватит. Можно, небрежно заглянув в меню, выбрать все самое лучшее, можно доброе дело сделать — пригласить к столу безденежного товарища. Кажется, стипендии конца не будет и руке твоей не придется шарить в карманах, как мышонку в пустой кладовой. Кажется, никогда больше ты не будешь сначала смотреть на цены в меню, а потом только разбираться, что кроется за этими ценами.
Сейчас у Бечмырза было около четырех рублей, а до стипендии оставалось ни много ни мало восемь долгих, как годы, дней.
— Пойдем, я провожу тебя до автостанции, — сказал Бечмырза.
— Нет, — замотала головой девочка, — я в интернат пойду.
— Идем, идем, — настаивал Бечмырза, — уже вечер, ты можешь опоздать на автобус.
— Сегодня меня не отпустят. Я по субботам езжу…
— Ну-ка, дай руку… Открой ладонь. — Бечмырза достал из кармана мелочь и отсчитал: — Это тебе на билет, это на трамвай, а это на лимонад… А теперь шагай в интернат. Если тебе что-нибудь понадобится, приходи в общежитие. Скажешь, что тебе нужен Бечмырза.
— Бечмырза, — смущенно улыбнулась девочка.
— Вон мое окно. На третьем этаже. Тридцать третья комната. Ну-ка, повтори, где я живу.
— Третий этаж, тридцать третья комната.
— Ну, вот и хорошо…
3. Прошел месяц
После лекций Бечмырза не сразу возвращался в общежитие. Он любил прогуляться немного, а потом до вечера сидел в читальном зале. Окончив школу, Бечмырза несколько лет провел без книг, и годы эти, как ветер, уносящий пыль, унесли с собой почти все, чему он когда-то учился. Теперь приходилось наверстывать, читать те самые книги, которые когда-то он так легко оставил и которые давным-давно прочитали все его сокурсники. Приходилось отдуваться за то время, которое утекло незаметно, как вода сквозь пальцы. И Бечмырза обычно возвращался в общежитие поздно вечером. Но сегодня он пришел рано. Дел у него в общежитии не было, и он хотел лечь, уснуть, ни о чем не думая.
Не думать о том, что Илюза и Еруслан не пришли на последнюю лекцию. Бечмырза и не заметил, как они исчезли. А потом он сидел, и никто не сомневался в том, что он внимательно слушает лекцию. Но Бечмырза, глядя на профессора, видел Илюзу и Еруслана… Вот они сошли на окраине с автобуса… Вот они идут по тротуару… Вот она, их дорога… Их дорога…
А профессор все говорил, голос его звучал тихо и дремотно, как полувысохший ручей в жаркий полдень. Студенты клевали носами, обмякнув, точно поникшие на солнце листья. А профессор все говорил, говорил, говорил, и голос его преследовал Бечмырза даже по дороге в общежитие.
Во дворе он увидел Дзеппу. Что ж, Бечмырза — хозяин, Дзеппа — гостья, а хозяин, даже если у него горе, должен достойно встречать гостей, чтобы хлеб его не показался им горьким.
— Здравствуй, Дзеппа, — грустно улыбнулся Бечмырза. — Вот ты и пришла.
Девочка, засмущавшись, опустила голову.
— Почему ты так долго не приходила? — спросил Бечмырза и подумал о том, что он и не вспоминал о ней вовсе, не ждал ее, забыл совсем. — А может, ты приходила? Я ведь не всегда бываю дома…
— Да, — сказала Дзеппа. — Я однажды видела тебя на улице…
— И не поздоровалась?
— Ты был не один.
— Пойдем, я покажу тебе нашу комнату, чтобы в следующий раз ты знала, куда идти.
— Нет, — замялась Дзеппа, — меня подруга ждет на улице.
— Сбегай, позови ее.
— Она не пойдет.
— Тогда подожди меня здесь. Я сейчас вернусь. Не уходи…
В кармане у Бечмырза было всего лишь двадцать копеек, и, поднимаясь по лестнице, он думал: вряд ли у кого-нибудь найдутся деньги — стипендия послезавтра.
В одной из комнат он застал двух парней. Один лежал на кровати, раскинув руки и закрыв глаза, а другой сидел на стуле и настраивал гитару. На Бечмырза они даже не взглянули.