Выбрать главу

Все эти преступления тяжкого времени, люди глушат ими тоску, в глубине души зная, что ничего подобного бы не произошло, если бы не закрылась мебельная фабрика, не переехал бы в другое место завод, выпускающий газонокосилки, не обанкротился бы хозяин пекарни или если бы Сэм после службы в армии не настоял на том, чтобы приехать в этот паршивый, грязный, гнусный, вонючий городишко.

Мы делали нашу работу, зачастую ненавидя ее, стараясь не забывать о таком чувстве, как сострадание. И выполняя повседневные дела, стремились изобрести любые способы, чтобы добыть хотя бы крупицы информации о том, что происходит на холмах. Но, казалось, здоровенный Макейрэн на своей здоровенной машине со здоровенным грузом растворились среди холмов.

Спустя неделю после отъезда Макейрэна из города к шефу Бринту пришел Поль Хейнемэн-младший. Лэрри послал его ко мне. Мы отправились в кафе «Шиллигэнз кортхауз». Это был первый по-настоящему теплый день года, я формально был в тот день свободен и жаждал глотка темного импортного бочкового пива, которое всегда было у Шиллигэна. К тому же я надеялся, что в этом месте молодой Поль будет держаться не столь заносчиво, как в моем кабинете. Мы расположились за столиком, и он заказал себе охлажденный кофе — видимо, единственный, кто сделал такой заказ в тот день у Шиллигэна. Чувствовал он себя не в своей тарелке, и я не собирался помогать ему. У него было рыхлое лицо, имелась как бы вылепленная из теста жена и напоминавшие невыпеченные пончики дети. Он живет с отцом в старом особняке Хейнемэнов в районе Хиллвью. Одежда старит его лет на двадцать. У него бледно-голубые глаза навыкате. Сжатые губы окружены морщинками. Ему представляется, что мир создан для того, чтобы обеспечить ему приятные для жизни условия, на нем же лежит ответственность возвратить этот долг, неся все тяготы богатства и положения в обществе. Официально он занимает пост помощника издателя «Брук-сити дейли пресс». Входит в дюжину общественных групп и комитетов. Жалкая копия его отца, отличающегося беспощадной природной властностью, он один из тех, кто, дыша праведным гневом, ринется усмирять пьяного сквернослова, а кончит извинениями перед буяном за причиненное беспокойство. С самого начала я чувствовал, что смерть сестры стала для него величайшим облегчением. Несмотря на ее беспутство она была любимицей отца. Из-за нее молодой Поль постоянно попадал в дурацкое положение. Она позорила его.

— Мистер Бринт сказал, что вы сможете ответить на мой вопрос, лейтенант.

Сделав небольшое ударение на «вы», он дал понять, что считает эту мысль абсурдной.

— Попытаюсь оправдать надежды.

— Что? Разумеется, я ценю это. Отца моего интересует… Дуайт Макейрэн.

— Что бы ему хотелось узнать о нем?

— Мой отец считал, что произошло чудовищное насилие над правосудием, когда суд принял во внимание то, что подсудимый признал себя виновным, и изменил обвинение на непредумышленное убийство. Это его очень… расстроило.

— Макейрэн считал также, что произошло насилие над правосудием, правда, в несколько ином плане.

— То, что ему разрешили вернуться в Брук-сити, мой отец рассматривал как форменную непристойность.

— Вы дали ясно понять это в вашей газете. И к тому же перебудоражили массу людей.

— Ему не следовало позволять сюда возвращаться как ни в чем не бывало.

— Если бы вы приобрели этот город и огородили бы его забором, вы могли бы не впустить его.

— Вы шутите, лейтенант?

— Просто это единственный законный способ, который мне пришел в голову — чтобы не пустить его сюда.

— Подобные вещи можно и организовать.

— Иногда.

— Но он возвратился и фактически… проживал в вашем доме.

— С тех пор мы его выскабливаем и проветриваем.

— Странно вы себя держите, лейтенант.