— Деда-а!
Опустив книгу на колени, мужчина проследил, как из ближайших камышей спотыкаясь и хлюпая резиновыми сапогами по мокрой земле, вылетела внучка, неся перед собой на вытянутых руках, как драгоценность, большую коричневую жабу.
— Посмотри, какая она огромная!
Не церемонясь с дедом, девочка сунула находку ему прямо под нос, предлагая оценить столь ценное приобретение, отчего Ньярл опасно покачнулся на стуле, пытаясь избежать слишком тесного знакомства.
— Правда красивая? Она еще и прыгает так высоко и влажная такая, из рук ка-ак скользнет!
— Очень красивая, да…
Отодвигаясь от бедной жабы, мужчина окинул взглядом перепачканную в грязи внучку. Колени, локти, открытые кисти рук и щека покрылись слоем тины или пятнами земли, и получаса не прошло, как они добрались до пруда, и вот надо же, хоть домой иди и стирай всё.
— Смотри! У нее еще глаза такие!
Сощурив веки, маленькая Ника попыталась изобразить жабу, отчего земноводное в ее руках чуть скользнуло в слабой хватке ребенка, обещая всей своей склизкой массой упасть прямо на колени деда.
— Ника…
— Нет, ну ты посмотри!
— Я… вижу, — придержав ладони внучки, Ньярл обреченно вздохнул, помогая ей удержать жабу. — Маме ты их тоже показываешь?
— Неа. Мама их боится.
Мужчина на мгновение задумался, но не нашел в памяти ни единого подтверждения этому факту.
— Умная у тебя мама.
— Конечно она лучше всех.
Осторожно направив руки Ники к земле, Ньярл помог отпустить находку и, дождавшись, пока обитательница болот ускачет обратно в камыши, достал из кармана шорт платок, тщетно постаравшись убрать грязь с пухлой щечки девочки.
— Пить хочешь?
— Да!
Кивнув, мужчина убрал платок и, раскрутив крышку термоса, аккуратно налил в нее чай, но не отдал в перепачканные ладони, напоив Нику сам.
— Хватит?
— Ага.
Собрав термос обратно, Ньярл едва успел удержать рукав девочки, не давая ей вытереть рот, и, вновь достав платок, помог сам, получив в награду мимолетную улыбку внучки, прежде чем она снова полезла к пруду.
— Не лезь далеко, Ника!
— Я постараюсь!
«Постараюсь». Любимая формулировка внучки, она, как настоящий дипломат, ничего никогда не обещала, ограничиваясь коротким «постараюсь», благодаря чему могла спокойно пропускать даже самые важные вопросы мимо ушей. Она же обещала только постараться, а то, что у нее должно получиться при этом, никто не уточнял.
Откинувшись на стуле, Ньярл выдохнул и, последив за Никой еще какое-то время (она палкой отодвигала тину в один край), вернулся к чтению книги. Среди глав вот-вот должен был появиться любимый период истории, занимающий внимание даже при перечтении, но едва дедушка погрузился в далекие события, как со стороны пруда вновь послышался голос внучки.
— Де-еда-а!
Встрепенувшись, Ньярл огляделся, но не увидел Нику, видимо, она прошла чуть дальше по берегу. Оставив томик на стуле, мужчина присмотрелся к зарослям у пруда и двинулся по краю, стараясь рассмотреть происходящее и найти среди камышей или осоки свою внучку.
Но нашлась она в пруду
— Де-еда, я застряла.
Чуть не обливаясь слезами, Ника стояла недалеко от болотистого берега и растерянно смотрела на собственные сапоги, увязшие в илистом дне. Ряска, подобравшись к кромке сапог, обещала вместе с нагретой солнцем водой перелиться внутрь обуви.
— Ника, только не дергайся, я сейчас тебя вытащу.
Дождавшись кивка внучки, Ньярл с сожалением избавился от собственных сланцев и наступил босыми ногами на мягкий ковер местных водорослей, покрывших дно пруда неровным слоем. Буквально в два шага он настиг Нику и осторожно наклонился к ней.
— Хватайся за шею.
— Угу.
Обвив руками шею дедушки, внучка зажмурилась, чувствуя, как ее, словно диковинную репку, пытаются вытянуть из воды.
— Крепче держись.
Подтянув Нику к себе, Ньярл легко выпрямился, с удивлением отметив, как просто у него получилось достать ребенка. Где-то в глубине мутной толщи он ощутил, как его икры коснулось что-то склизкое, а опустив голову, увидел, почему достать внучку не представляло труда.