Поднявшись на ноги, она обнаружила, что находится в своем доме. Это была спальня. Муж стоял возле открытого шкафа и укладывал вещи в чемодан. Анна заглянула туда. Внутри были одни рубашки, сложенные ровными рядами, как в магазине.
Она спустилась на кухню. Подрумянила в тостере хлеб, выложила на него поджаренное яйцо и заботливо посыпала кунжутом. За окнами во дворе промелькнул чей-то силуэт и остановился у входной двери, но стука не последовало. Анна открыла дверь.
— Чем могу помочь? — она всегда старалась быть приветливой.
Перед ней стояла высокая молодая блондинка с длинными и блестящими, как у куклы Барби, волосами.
— Здравствуйте. Я работаю с вашим мужем, мы договорились вместе поехать в аэропорт.
— А. В таком случае, проходите. Чай, кофе? — спросила Анна, впуская гостью.
— Чай. Зеленый. Спасибо.
Анна прошла на кухню, гостья следовала за ней. Когда чай был разлит, они переместились в гостиную.
— Вы давно работает в компании? — спросила Анна.
— Не очень, — ответила гостья, отпивая из чашки.
— Не очень — это сколько, если не секрет? — Анне почему-то очень хотелось это узнать.
— Год и три месяца.
— Достаточно, — покачала головой Анна, — Вам нравится?
— Да, тем более, сейчас, когда... Видите ли, до сих пор я ощущала себя неопределенно. Было такое ощущение, что я могу в любой момент потерять свое место, но теперь я думаю, что я хороший работник, со мной не захотят расставаться. Простите, я хвастаюсь.
— Ничего. Хорошо, что вы знаете себе цену. Мне нравится ваша блузка. Где вы ее купили?
— Извините, я не знаю. Это подарок. Хотите себе такую?
— У меня уже есть такая. Только другого цвета.
— Надо же, какое совпадение.
— Да, действительно.
На лестнице послышался грохот. Муж, как муравей или жук-навозник, волочил за собой огромный, похожий на комод, чемодан.
Увидев гостью, он широко улыбнулся:
— О, ты уже здесь. Иди, садись в машину. Я сейчас приду.
Гостья кивнула и вышла на улицу.
Анна и муж обменялись парой бессмысленных фраз. Они улыбались, хотя им не было весело. Потом муж вышел. Анна посмотрела в окно, чтобы проводить его взглядом, но во дворе уже никого не было. Тост так и остался нетронутым.
В доме резко стало пусто, даже звуки исчезли. Шелестящий обычно кондиционер сейчас работал бесшумно. Анна подошла к комнате дочери, приложила ухо к двери. Никаких признаков жизни. Она подумала, что Маша спит, и не стала стучать. В их спальне все было, как обычно, но, в то же время, во всем чувствовался какой-то подвох, как будто предметы только делали вид, что все в порядке. Анна направилась к шкафам, открыла тот, что принадлежит мужу и похолодела: он был абсолютно пуст. Мрачная догадка стала подбираться к ней, и она быстро захлопнула дверцы шкафа. Кровь прилила к голове. Она спустилась вниз на кухню, выбросила тост в мусорное ведро. Чтобы унять беспокойство, вернулась в свою комнату, села за письменный стол и, взяв листок бумаги, начала писать: «В это утро им не хотелось вылезать из кровати. «Еще пять минут», – сказал Михаил, прижимая Аню к себе, но встали они только два с лишним часа спустя».
Суббота. 26 мая
Как бы сюсюкающая руководительница не упрашивала Анну присоединиться к игре в волейбол, ничто не могло заставить ее встать под летящий мяч. Тогда руководительница сказала, что она может не играть, но должна хотя бы присутствовать. Все происходило на заднем дворе пансионата. Анна сидела на неудобной ребристой скамейке и смотрела, как пациенты перебрасывают друг другу мяч. Выходило ловко. Пациенты улыбались. Сейчас никто бы не подумал, что с ними что-то не так.
Удивительно, когда рядом с человеком кто-то появляется, он сразу кажется не таким жалким. Но вот только, сливаясь с кем-то, ты теряешь возможность обрести хоть какую-то собственную значимость. Кажется, у меня был такой персонаж. Как же его звали… Илья? По-моему, так. Он влюбился в девушку. Все шло хорошо. Собирались пожениться. Но внезапно он стал осознавать, что уже не знает, что думает и чего хочет сам по себе, потому что все его мысли и желания теперь принадлежали не только ему, и это чертовски его напугало. Дальше — хуже. Он чувствовал себя несчастным всякий раз, когда они разлучались. Даже не мог спокойно пройтись в одиночестве по улице. Будто она забрала его часть, и он, как какой-нибудь калека, с трудом передвигался и дышал. А потом снова возвращался к ней, как к спасительной кислородной подушке. Он возненавидел свое состояние. Какую именно часть она у него забрала, он не знал. Чувствовал только, что сейчас эта часть где-то внутри у нее. Непонятно, где именно, но где-то внутри у нее. Она ходит с ней на работу, встречается с друзьями, смеется, не осознавая, что взяла чужое. Он попытался сказать ей об этом, но она только смеялась. Постоянно смеялась. И однажды он просто этого не вынес. Не ее смеха, а своей неполноценности. Он съел ее. Да–да, кто-нибудь скажет: зачем же о таком писать? Но что, в сущности, ему оставалось делать в такой ситуации? Помогло ли ему — это уже другой вопрос. Я оборвала все внезапно. И правда интересно, помогло ли? Я давно не разговаривала с Ильей. Не знаю, как у него дела. Ей, Илья, ты еще здесь? … Надеюсь, у него все хорошо.