— Ладно, ладно. И что он выяснил?
— Ну, как я уже сказал, это кровь женщины или девушки, которой больше девяти, но меньше пятидесяти лет. Скорее даже сильно меньше пятидесяти.
— Жози было двенадцать, когда она пропала.
— Я это помню, но это не может быть кровь твоей дочери, Виктор.
— Почему ты так в этом уверен?
— Она слишком свежая. Ей два, от силы три дня. А твоя дочь пропала уже четыре года тому назад.
— Не надо мне об этом напоминать, — прошипел сквозь зубы Виктор, приоткрыв кухонную дверь. Дверь в гостиную была закрыта, но Виктор не исключал возможности того, что Анна может подслушать. Поэтому заговорил еще тише: — Хорошо. Это не кровь Жозефины. Но скажи, что мне думать про Анну и ее историю. Она подробно описала мою дочь, мой загородный дом, а теперь еще и виллу в Шваненвердере. Все сходится, Кай. Она была там — у меня в доме. Она даже описала толпу репортеров перед виллой.
— Хочешь это выяснить? — спросил Кай.
— Да.
— Тогда скажи ее полное имя.
Виктор хотел вздохнуть, но зашелся в приступе кашля.
— Ее зовут… — Ему пришлось отодвинуть трубку, пока кашель не прошел. — Прости, я простудился. Итак, слушай. Ее зовут Анна Роткив, она детская писательница, видимо, успешная, особенно в Японии. Ее отец — американец, работал на радио ВС США, рано умер от тромбоза, это была врачебная ошибка. В детстве она жила в Стеглице, а последние четыре года провела в Парковой клинике в Далеме.
Детектив медленно повторил последние слова, очевидно, записывая информацию.
— Хорошо, я все проверю.
— Но сначала сделай еще кое-что.
На том конце раздался вздох.
— Что?
— У тебя еще есть ключи от Шваненвердера?
— Такая цифровая карточка?
— Да.
— Есть.
— Хорошо. Пойдешь в мой кабинет, откроешь сейф. Код — дата рождения Жози в обратном порядке. Вынь все диски. Там целая стопка, не перепутаешь.
— Что за диски?
— Полиция тогда просила сохранить все записи наружных камер слежения в первый месяц после пропажи Жози.
— Да, помню, они надеялись, что в толпе любопытных окажется похититель.
— Точно. Просмотри записи первой недели.
— Так их же сто раз изучали. Без всякого результата.
— Но тогда искали мужчину.
— А кого же должен искать я?
— Анну. Изящную блондинку, которая стоит среди журналистов. У тебя сейчас есть ее данные, ты легко найдешь в Интернете ее фотографию.
Связь стала лучше, видимо, Кай зашел из коридора в лабораторию.
— Хорошо. Ради тебя я проверю информацию об Анне и посмотрю записи. Но не строй иллюзий. Ее истории, конечно, интересные, но у них слишком много разрывов. Не забывай, в твое бунгало влезли на прошлой неделе.
— Ясно. Я понимаю, к чему ты клонишь. Но объясни, что там случилось, если это никак не связано с Жози. Ты сам видел, что вся ванная в крови. Ты хочешь сказать, что в моем загородном доме зарезали не Жози, а другую девочку?
— Во-первых, это не обязательно кровь именно девочки. А во-вторых, нет.
— Что значит «нет»?
— В твоей ванной никого не зарезали, Виктор, это кровь не из раны.
— Как же это можно запачкать все кровью и никого при этом не поранить? — закричал Виктор. Он устал и одновременно был так взволнован, что уже не думал, подслушивает его Анна или нет.
— Я тебе с самого начала пытаюсь сообщить. В крови обнаружены клетки слизистой оболочки.
— Что это значит? — спросил Виктор и сразу же сам все понял. — То есть у кого-то…
— Вот именно. Успокойся. Анализ однозначен — это менструальная кровь.
Глава 22
Наше время. Клиника в Веддинге. Палата 1245
Стемнело. В коридорах клиники автоматически включилось освещение. В бело-желтом свете потолочных ламп доктор Рот казался бледнее обычного. Виктор Ларенц впервые заметил, какие у него большие залысины по углам лба. Раньше их удачно скрывали падающие вперед волосы, но в последний час Рот часто проводил рукой по волосам, открывая залысины.
— Вы нервничаете, доктор Рот?
— Нет. Это любопытство. Мне очень интересно, чем все закончится.
Виктор попросил воды, и Рот подал ему стакан с соломинкой, чтобы пациент мог пить со связанными руками.
— У меня тоже накопились вопросы, — продолжил Рот, когда Виктор сделал глоток.
— Какие?
— Например, почему вы не искали Синдбада? Если бы у меня пропала собака, я ни минуты не мог бы усидеть спокойно дома.
— Вы правы. Я и сам удивлялся своему равнодушию. Полагаю, все мои силы и эмоции я истратил на поиски дочери. Я ощущал себя старым воякой, в жизни которого было столько боев и сражений, что, слыша очередной сигнал «К атаке!», он преспокойно остается сидеть в окопе. Вам подходит такое объяснение?