Виктор повернул руль, но это ни к чему не привело. Он не управлял машиной, она ехала сама по себе, и явно не туда, куда ему было нужно.
«Вольво» на предельной скорости домчалась до конца пирса и, словно подпрыгнув, пролетела несколько метров над волнами Северного моря, а затем накренилась вниз. Виктор пытался что-нибудь разглядеть в свете фар. Но не видел ничего, кроме бесконечно огромного океана, который сейчас поглотит их: Жози, машину и его, а изменить что-либо он был не в силах.
Виктор просыпался всегда в последнюю секунду, перед тем как машина врезалась в поверхность воды.
Это был самый жуткий момент. Не потому, что он знал, что сейчас утонет вместе со своей единственной дочерью, а потому, что делал ошибку и еще раз смотрел в зеркало заднего вида перед самым падением в воду. То, что он там видел, заставляло его всякий раз невольно вскрикивать, и этот крик будил его и всех, кто находился поблизости. Это было очень страшно. Он не видел вообще ничего. В зеркале ничего не было.
Помост, по которому он так долго ехал, растворился в воздухе и исчез.
Глава 25
Виктор сел в кровати и заметил, что пижама намокла от пота. Даже простыня была местами мокрой, а боль в горле заметно усилилась.
«Что же со мной случилось?» — подумал он, дожидаясь, когда успокоится пульс. Он даже не мог припомнить, как вчера перебрался с дивана в спальню. Или как разделся. И еще кое-что было для него необъяснимо: температура воздуха в спальне. Он нашарил в темноте на тумбочке радиобудильник и нажал на кнопку, чтобы включилась подсветка экрана. Половина четвертого, и всего восемь градусов. Очевидно, отключился генератор, и теперь нет электричества. И правда, лампа на тумбочке не включалась. В комнате царила кромешная темнота.
Проклятье! Сначала Синдбад, потом Анна, простуда, кошмарный сон, а вдобавок это. Скинув одеяло, Виктор нашел предусмотрительно положенный рядом с кроватью фонарик и, ежась от холода, спустился по скрипящей лестнице. Он не был боязливым человеком, но все же у него неприятно засосало под ложечкой, когда луч фонарика скользил по фотографиям на стенах. Смеющаяся мать с собаками. Отец с трубкой у камина. Вся семья вместе, радующаяся улову отца.
Как у человека, погруженного в наркоз, у него на какую-то долю секунды вспыхивали воспоминания и вновь погружались во тьму.
Когда он открыл входную дверь, ему в лицо ударил сильный ветер, который принес в дом не только влажный воздух, но и остатки осенней листвы. «Отлично, — подумал он. — Теперь я получу из гриппа воспаление легких».
Он надел кроссовки и синюю ветровку с капюшоном прямо на шелковую пижаму и побежал к генераторной будке метрах в двадцати от дома. Дождь размыл песчаную дорожку, и на ней образовались большие лужи, невидимые для Виктора с его жалким фонариком. Поэтому не успел он дойти до сарая, как и кроссовки, и штанины стали мокрыми. Дождь хлестал по лицу, но Виктор пытался не бежать, чтобы не поскользнуться в темноте. В его походной аптечке, конечно, были лекарства от простуды, но не для более серьезных заболеваний и повреждений. И последнее, чего можно было себе пожелать, — это открытый перелом ноги посреди ночи на острове, отрезанном от остального мира.
Металлическая будка стояла практически на границе участка с общественным пляжем, их разделяла покосившаяся белая ограда.
Виктор отлично помнил, с каким трудом они когда-то поддерживали эту ограду в пристойном состоянии. Надо было зачищать подгнивающие брусья, покрывать их лаком, а затем красить белой краской, которая отвратительно пахла. И ему приходилось всегда помогать отцу. Но пару десятилетий за забором никто не следил, и теперь он пришел в упадок, как и генератор, который Виктор сейчас надеялся запустить.
Он вытер ладонями мокрое лицо и застыл на месте. Что за черт! Он все понял, прежде чем нажал на пластмассовую ручку. Ключи. Они висят на крючке около ящика с предохранителями в подвале, и он, разумеется, их забыл.
Проклятье!
В гневе он ударил ногой по металлической двери и сам испугался получившегося грохота.
— Плевать, все равно никто не услышит.
Он вновь стал говорить сам с собой и вспотел, невзирая на холод. Виктор скинул с головы капюшон. А потом вдруг все вокруг замедлилось. Его охватило какое-то странное чувство, будто его внутренние часы остановились и время замерло. На самом деле прошло не больше секунды, но он регистрировал все события как в замедленной съемке.