Выбрать главу

Боже, пожалуйста, не дай ему сказать это.

Я захожу в дом и заворачиваю за угол в гостиную.

— Мам, я поеду с другом перекусить. Скоро вернусь.

Она поднимает свою руку и бормочет:

— Оки-доки, милая, — звучит, будто она сейчас счастливо пьяна. Думаю, это намного лучше, чем беспорядочно навиваться, ну и ладно.

Я беру свой телефон и сумку из своей комнаты и подхожу к его грузовику. Он снял пиджак и развязал галстук. Рукава рубашки расстегнуты и подвернуты к локтям. Первые две пуговицы на рубашке тоже расстегнуты, и он выглядит еще лучше, чем при полном параде пять минут назад. Уголки его губ приподняты в легкой улыбке. Это помогает мне дышать, так как показывает, что он больше не злится.

— Как тебе ДК? — спрашивает он, и я смеюсь.

— Что? «Дэйри Куин» — обалденно. «Steak Finger Country Baskets»(прим.перев. — блюдо из закусочной) — отстой, — говорит он, выезжая из моего двора.

— Ничего, просто ты должен быть на модном ужине c роскошной едой, а ты хочешь пойти в «Дэйри Куин». Это забавно, вот и все.

— Модно — не всегда означает хорошо, Джесс. — Его комментарий бессмыслен, но я ничего не говорю ему об этом.

Мы едем в тишине, пока он не вытягивает руку, чтобы включить стерео. Тишина заменяется на тексты песен Staind, а я смотрю в окно, задаваясь вопросом, как закончится вечер. Я сомневаюсь, что если буду с ним честной, все будет хорошо, но ложь тоже не решит эту проблему.

Мы добираемся до «Дэйри Куин», когда песня Staind переходит в одну из песен Hinder. Он подъезжает к автокафе и уменьшает громкость, прежде чем опускает окно.

Он смотрит на меня и спрашивает:

— Что будешь?

Небольшая улыбка растягивается на моем лице.

— Ну, я думаю, после того как ты назвал это дерьмом, я буду палочки стейка «Country Basket». И ванильную колу, пожалуйста. — (Он ухмыляется и заказывает по одному для каждого из нас.) — Ох, и еще я хочу мороженое. Арахисовое слоеное мороженое без арахиса, пожалуйста.

Он поднимает бровь, смущенный моей странно просьбой.

— Ты хочешь арахисовое слоеное мороженое без арахиса? Джесс, какой смысл заказывать что-то с арахисом, если ты не хочешь его там? Это странно.

— Ну, это я. Странная, — говорю я спокойно.

Я не хочу вдаваться в мои странные проблемы с пищей, так что я больше не говорю об этом. Дело в том, что я не люблю то, что хрустит в моей еде. Мне нравится арахис, но не в мороженом. Так же, как я люблю соленые огурцы, но не ем их в бургерах. Кусать что-то и чувствовать хруст внутри этого — пугает меня.

У меня было несколько странностей, которые я скрывала от Джейса. Мне не нравится, когда моей еды касаются на моей тарелке, и я не буду использовать одну и ту же вилку дважды для двух разных блюд. Мне нужны две вилки. К счастью, чтобы есть палочки стейка вилки не нужны.

Я также полностью отвергаю грязную посуду. Когда мне нужно что-то загрузить в посудомоечную машину, меня неоднократно тошнит. Я совершенно не могу касаться старой, прилипшей еды. Знаю, я могу показаться каким-то странным гермофобом7 с ОКР8, но, на самом деле, мысль о бактериях или микробах не принимается в расчет. Меня беспокоит только эта высохшая, ужасная пища. Вот какая я.

Я считаю, когда наполняю ванну водой. Это еще одна странная вещь, которую я делаю. Не знаю, почему, но делаю это с тех пор, как была ребенком. Когда вода достигает уровня, которого я хочу, я перестаю считать. Иногда я дохожу до тысячи, иногда до пятисот. Странно, знаю.

Он заказывает арахисовое слоеное мороженое без арахиса, и мы продвигаемся вперед, чтобы получить заказ. Я тянусь в свою сумочку, чтобы достать деньги, но он поднимает руку.

— Ни в коем случае, я уже оплатил, — он протягивает деньги кассиру и даже не оборачивается на меня, пока она дает ему сдачу.

— Джейс, я могу оплатить свою еду. Мы не на свидании или что-то вроде этого.

Я не знаю, почему меня так тянет к грубому обращению, но я просто должна была сказать это, с большим количеством сарказма в голосе. Он гримасничает, прежде чем отворачивается и забирает еду, затем кладет пакет на сиденье между нами и ставит напитки в держатели для стаканов. Последним кассир протягивает ему мороженое.

Он поворачивается и протягивает его мне.

— Вот, твое странное мороженое, — говорит он скучающим голосом.

Он снова зол. Я чувствую, что это полностью моя вина. Мы выезжаем на дорогу и направление, по которому мы едем, подсказывает, что мы едем к нему домой.

Почему мы едем к нему?

— Куда мы едем? — спрашиваю я, несмотря на то, что уже знаю ответ. Я надеюсь, он расскажет, почему.

— Ко мне домой. Моей мамы нет дома, и не будет допоздна, так что нам никто не помешает поговорить, потому что нам правда это нужно, — произносит он.

Боже, он все еще зол, и он все еще хочет поговорить. Это не закончится хорошо. Я чувствую это.

***

Мы сидим за причудливым уличным столом у его бассейна. Уличное освещение отражается от воды, сверкая, когда звук водопада наполняет воздух.

Это лучше, чем любой ресторан.

Он протягивает мне мою еду и начинает есть. Я съела все свое мороженое еще до того, как мы приехали сюда, но все еще голодна.

— Я не могу поверить, что ты съела свое мороженое перед едой, — говорит он с палочкой стейка во рту.

— А я не могу поверить, что ты говоришь с едой во рту, — поддразниваю я.

Меня переполняет храбрость, и я просто хочу, чтобы это ужасное ожидание разговора закончилось.

— Джейс, о чем ты хочешь поговорить? — спрашиваю я, но не смотрю ему в глаза.

Трусиха.

— Нет. В первую очередь еда. Во вторую — разговор.

Я поднимаю на него взгляд, когда опускаю палочку стейка в соус.

— Ладно, — соглашаюсь я осторожно.

Мы заканчиваем есть, и он встает, чтобы все выбросить. Затем идет к гаражу и возвращается, держа что-то похожее на пустую пивную бутылку.

Какого черта?

— Эм, для чего это? — спрашиваю я, указывая на бутылку.

— Игра в бутылочку, — говорит он на полном серьезе.

Игра в чертову бутылочку? Правда? Он, должно быть, шутит.

Его выражение лица остается задумчивым, когда он падает обратно в кресло. Он кладет бутылку на середину стола, затем отклоняется, уставившись на меня. Я ничего не могу поделать и смеюсь. Это уже слишком.

— Это не то, о чем ты думаешь. Ты крутишь ее, если она указывает на другого человека, ты задаешь вопрос, любой вопрос, и другой человек должен честно ответить. Если она никуда не указывает, что вероятно, так как нас всего двое, ты должна сказать правду о себе, которую другой человек не знает, — он останавливается, прежде чем хватает бутылку.

Мне уже не нравится эта игра, а мы еще даже не начали. Я думаю, что традиционная игра в бутылочку, как в средней школе, мне нравится больше.

— Вот, дамы вперед, — говорит он, давая мне бутылку. Я кручу бутылочку, и она указывает на пустое кресло рядом со мной.

— Правда, — напоминает он, когда сверлит дыру прямо сквозь меня своими синими глазами.

— Мне жаль, что я тебя сегодня разозлила, — говорю я ему, потому что это самая лучшая правда, которую я могу придумать, и я правда сожалею об этом.

Он ничего не отвечает и тянется, чтобы покрутить бутылку. Теперь она указывает на кресло рядом с ним. У него на лице серьезный, суровый взгляд, который заставляет меня чувствовать себя неуютно.

— Я рад, что ты сожалеешь, но я все еще чертовски зол, — говорит он, а мои губы немного выпячиваются. Моя очередь, поэтому я снова кручу. Его глаза пригвождают меня, когда я делаю это. Она указывает прямо на него.

— Почему ты все еще зол на меня? — спрашиваю я сразу по существу.

Он выпускает немного раздраженный выдох, наклоняется вперед и кладет локти на стол.

— Я просто не знаю, почему ты взбесилась. И все то дерьмо, которое ты вывалила, было для меня полной неожиданностью. В одну минуту все в порядке, в следующую — ты в ярости и озлоблена. Ты уехала после комментария о сексе, и я стоял там, думая, что, мать вашу, только что произошло?