— И что б вас кобыла копытам! — ругнулась Гаша, выскакивая в сени. — Помешались чисто все: и пьяные и трезвые только и знают: большевики, да жиды, да земля… Хочь бы вам треснуть с вашими большевиками вместе… Уйду сейчас на улицу, орите тут…
Она схватилась было за платок, но тут же передумала.
— Обожду еще чуток… Не велик барин Антон, подождет… Небось где у хаты похаживает…
Гаша выкрутила посильной фитиль в лампе, взялась за зеркальце… Красавица… Нет, не отдаст отец ее за Антона, да и сама она не пойдет… Куда ж идти? В тот катух, что у Антона вместо хаты красуется? А хорош парень Антон! Целует-то как!.. Ух! При воспоминании о теплой и необъятной Антоновой груди, о его больших ласковых руках Гаша зажмурилась, засмеялась:
— Погуляю по крайности с ним всласть, не то что Липка со своим хлюпким Пидиной…
На дворе, где-то за огородами раздался глухой короткий выстрел. Гаша даже не вздрогнула — привыкла. С тех пор, как царя свергли и все про революцию галдят, в станице каждую ночь стреляют; неизвестно только в кого: убитых по крайней мере не бывает. Она все еще гляделась в зеркало, когда в открытых из коридора дверях выросла фигура Антона.
— Антон! — только и произнесла Гаша и бросилась, чтобы прикрыть его от сидящих в горнице. — С ума сошел!
Антон как-то натянуто хахакнул и не сдвинулся с порога. Гаша увидела: безусое лицо его бледно, глаза округлены и до жути черны.
— Там, понимаешь… Батька дома? — сказал он, кривя губы.
— Ай да, басурман, он уже и в хату вхож… Глядите, люди добрые! — вываливаясь из горницы в коридор, сказал за его спиной Кирилл.
— Там, дядька Кирилл, убили кого-то… На ваших огородах… Лез я через плетень, жахнуло мимо уха… У самой воды кто-то упал…
— Чего тебя черт нёс через плетихи? До Гашки?
— Не брешу, упал человек…
…Лежал убитый «а белых прибрежных голышах вниз лицом, руками вперед. Стеганая бекешка топорщилась на спине, босые ноги торчали из закатанных штанин. В одной руке был зажат хвосток кукана, на котором серебрилось с десяток рыбиц. Видать, бежал — пуля сзади догоняла.
В толпе сбежавшихся на выстрел галдели:
— Темень проклятая…
— Бабы, хочь бы крисало кто захватил…
— И што ты за казак, ежели крисала у тебя своего нету…
— Да вишь ты, я без порток выскочил…
— Да кто ж это, дайте поближе глянуть…
Антон дрожащими руками стал высекать огонь.
Подожгли фитиль, кто-то перевернул убитого лицом кверху.
— Тю! Осетин…
В толпе кто-то облегченно вздохнул:
— Фу-у, а я трошки не умерла с испугу. Думала, кто наш…
— И как-то его на Белую занесло?
— Рыбалил должно… Несмышленыш совсем… Лет пятнадцать…
— Господи Исусе, да то ж Кочергин батрачок! — взвыла соседка Бабенковых.
— Ах, чтоб тебя! Он и есть! Порыбалить, должно, с хозяйского двора отлучился.
— Кто же это его?
— Антон Литвийко, бают, видел…
Антон в десятый раз принялся рассказывать, как он лез через плетень (о том, что он гуляет с Гашкой Бабенко, знали все, скрывать было нечего), как услышал выстрел, как бросился к речке и с берега увидел в саду у Макушовых огни, услыхал оттуда пьяные голоса. Там, у Макушовых, нынче гуляли — пуск своей вальцовки хозяин отмечал. Все офицерье да богатеи-станичники там кутили.
— Неужто оттуда кто?
— Будет теперича возни… Кто да что — поди разбирайся…
— Добро было при царе-батюшке: хлопнули туземца на казачьей земле — некому и отвечать было, не ходи, значит» по чужой землице…
— Ну ты! Чай, он тоже не нехристь какая-нибудь. Видишь, гайтан от креста…
— Мать в пастушата отдавала небось не от жиру!
— Знаю я иху семью — бобыльская, отец на заработках сгинул…
— А что ж с ним делать теперича?
— Общество завтра решит… А атамана сейчас бы сюда пбзвать надо…
— У Макушовых он…
— И чего завтра дожидаться, — вылез вдруг из толпы совсем протрезвевший Кирилл Бабенко. — Убитый на моей земле — так, может, опчество решит завтра, что мне и издержки нести? Кочерга-то небось отбрешется. Не хочу… Все тут слыхали, как Литвий-ко брехал? Так, кто его знает, не спутал ли он чего… Покуда мы с Данилом чихирь пили… Нехай, одним словом, по добру-здорову согласие дает с рассветом убитого в Христиановское отвезти.
— Таточка! — взвизгнула Гаша, цепляясь в темноте за Антона.
— Не гавкай, шкуреха! Мне за твоего полюбовника не дюже хочется хлопоты принимать…
— Вы это шутите, дядько Кирилл, или взаправду? — заикнулся Антон.
— Чего шутковать? Дело Бабенко гуторит. Ты свидетель — ты и ответчик! — загалдели вокруг.