А из зала кто-то из иногородцев крикнул дерзко и озорно:
— Браво, Мироныч! Куй железо, пока горячо!
Суетливо дергая локтями, из рядов казаков выбрался и побежал к сцене николаевский учитель Козлов. Мефодий закричал срывающимся от волнения голосом:
— Эсеровский прихвостень! Не слухайте его!
Старичок с багровым носиком демонстративно объявил слово "казака Козлова".
Торопливо вытирая пальцами запотевшие вдруг стекла пенсне, Козлов, теснимый кабардинскими делегатами, с самого краешка авансцены машинально поклонился залу и объявил:
— Казачья фракция в основном согласна с предложениями товарищей кабардинцев и осетин, но просит перерыва для своего экстренного заседания…
— Перерыв, перерыв! — подхватили первые ряды, где среди других социалистов сидели эсеры и меньшевики.
Но помешать решению вопроса уже было невозможно. Из казачьих рядов разноголосо кричали:
— От казаков его не уполномачивали! Чего за всех говоришь? Язву те на язык!
Киров, не собиравшийся выходить из-за трибуны, обратился в президиум:
— Часть съезда вносит предложение — надо проголосовать. В этом и есть демократия.
Кабардинцы и осетины, стеной выстроившиеся на авансцене, подхватили:
— Голосуйте наше предложение…
А под сводами зала уже гремело: "Да здравствует Советская власть!"
…Через час Киров, Калмыков, Цаголов, Такоев, Бутырин вышли на балкон Народного дома, перед которым шумело и волновалось море демонстрантов. Трудяшиеся, поднятые пятигорским комитетом большевистской партии, пришли одобрить решение съезда о провозглашении власти Советов. И когда Киров охрипшим и счастливым голосом сообщил это решение расцвеченной флагами толпе, мощное ликующее "ура!", подхваченное сквозным мартовским ветром, ворвалось в здание через настежь открытые окна, раскатисто отозвалось под высоким сводом большого зала. Люди обнимались, поздравляя друг друга, в кружках молодежи танцевали.
За радостным возбуждением мало кто заметил, как в нижнем этаже с громким стуком запахнулось одно из окон. Закрывшая его рука, нервно подрагивая, поиграла часовой цепочкой, болтавшейся на животе.
— Эта животная радость толпы нервирует меня, — брезгливо поджимая губы, проговорил Мамулов.
— Если не сказать большего, — явственно скрипнул разболевшимися зубами другой эсеровский вожак — Орлов.
Забыв свою насмешницу Асмик, Мамулов смотрел в окно, повернувшись боком к сидевшим в тесной прокуренной комнате эсерам и атаманам казачьих линий, и всем было хорошо видно на светлом фоне его купеческое брюшко. У казаков, затвердевших телами в походах, на вольном ветру, и прокопченных у бивуачных костров, этот мягкий жирок вызывал смутное недоверие, и они охотней обращались к Орлову, Рымарю и сидевшему между ними сатанински черному горбоносому осетину, которого на съезде никто из них не видел.
Говорил Орлов. Говорил медлительным, будто застревающим в больных зубах голосом:
— Чтобы изгнать большевиков с Терека, а горцев запереть в горах, нам не обойтись без союзников. Их мы уже имеем на Кубани, в Дагестане… Английская миссия к нам благоволит. Нынешнее немецкое наступление в сто крат помножит силы наших союзников. Есть у нас сведения, что армия генералов Алексеева и Корнилова успешно выдвинулась из Сальских степей. Таким образом, выступление наше не явится островным, оно будет лишь звеном большой цепи. Главное сейчас — сорвать или временно затянуть осуществление решений съезда… Сейчас нам на съезде нечего больше делать… Можно ехать по местам и браться за дело: скопить оружие, создать нужное настроение в станицах…
Орлов налег на стол, где была разложена карта Терской области, пошарил на ней пальцем. Присутствующие теснее сгрудились над столом, следя за орловским пальцем с щегольски отточенным узким ногтем.
— Центром восстания нами намечен Моздок… Время вам будет сообщено дополнительно, ждите сигнала. Осуществление плана общего восстания казаков совместно с эсерами нашим центром возложено на господина инженера Бичерахова. Имею честь представить его…
Орлов встал одновременно с горбоносым осетином, который, не торопясь, поклонился всем вместе и одновременно никому таким надменным, изысканно-вежливым поклоном, что у казаков, всегда уважавших сильное, не склонное к панибратству начальство, невольно подтянулись животы, распрямились, как на смотре, плечи.
— Держится браво, хотя и туземец, — откровенно отметил на ухо Козлову Халин.
Учитель, погладив шелковистую бородку, напыщенным шепотом ответил: