– Валера, ау!
– Игорь, привет – Грушин полез обниматься, – я вообще-то не пью, точнее, очень мало пью, практически не пью. Но сегодня…
– Понятно, понятно, в честь пятидесятилетия Великой Октябрьской Социалистической Революции сам Маркс велел. Пошли-ка под кран, комсомолец юный, охолонёшь малость.
Без пяти минут авиационный инженер не споря и не пытаясь доказать кристальную трезвость, прошествовал в ванную где и «освежился». Беречь Грушина надо, беречь, чем больше он мир этот жизнью своей, поступками, делами, песнями изменит, тем больше шансов, что не повторится та печальная тема по изничтожению людской цивилизации грёбаными компьютерами на ножках и колёсиках.
Такси удалось заказать по телефону, почти и не ждали, поволок Валеру с гитарой и большой сумкой по лестнице – с пятого этажа да вниз, да с моими-то данными, да легко! Майор Перегудов уважительно кричал вслед: «Здоровый чертяка! Бывай. Ещё встретимся»!
Червонец с профилем вождя широким, «купецким» жестом извлечённый из пачки, с ясно-понятным намёком, мол и ещё получишь, вези, извозчик, утихомирил шофёра, вякнувшего поначалу что-то о невозможности перевозки пьяных пассажиров.
– Шеф, надо золотого человека на поезд доставить, потому не бухти, считай, на этот вечер зафрахтован. Сибиряки не обидят, не боись, мы не из жадюг.
– Сделаем в лучшем виде, – флегматично ответствовал водила, но чирик в карман убрал молниеносным движением фокусника. Таки профи…
Юбилей Октября в СССР и «соцлагере» праздновался широко и радостно, вышли новые р-р-революционные фильмы, театральные постановки с «пгиятно картавящим» Ильичем, устраивались экскурсии школяров из глубинки в Ленинград, к «истокам». Досрочно вводились в строй предприятия, годовые планы выполнялись к заветной дате, много чего случилось в красно-кумачовом ноябре 1967 года.
Я же, обнаглев, даже плакаты не таскал на мегапраздничной демонстрации, отговорился «особым заданием». Хорошо у графоманящего главы КГБ состоять в иллюстраторах, все вопросы мигом снимаются. А ведь и покойный Андропов не чужд был писательства, правда Юрий Владимирович всё больше сонеты ваял. Ну а Семён Кузьмич выдавал на-гора классический рубленый текст о героях партизанах, чутка подправленный литобработчиками. Хотя, на общем фоне советских «инженеров душ человеческих» Цвигун вполне на уровне. Вторая встреча с чекистом-писателем состоялась 12 ноября в конспиративном особнячке на Воробьёвых горах.
– Проходи, гость дорогой, располагайся, – добродушно рокотал генерал, – посидим, дела и планы обсудим, текст ушёл в издательство, иллюстрации твои приняты.
– Приятно слышать, спасибо, Семён Кузьмич.
– Скажи, друг ситный, а ты командира отряда специально под Брежнева изображал?
– Ну, если только самую малость, типаж, общие, собирательные черты отважного политрука. Леонид Ильич ведь в штабном блиндаже не отсиживался. В десанты ходил, в тыл к немцам, где и ранен был.
– Орёл! Однако, орёл! Далеко пойдёшь, если дурь из головы выбросишь и учиться начнёшь.
– Поздно учиться, товарищ генерал-полковник, в 25 лет на первый курс, когда сверстники уже капитанские погоны примеряют?
– Ишь, взыграло честолюбие. А ты на других не смотри, иди спокойно своей дорогой. На художника категорически не желаешь поступить?
– Нет. Там переучиваться заставят, все нервы истреплют мэтры.
– Да, показали профессуре твои работы, как начали морщиться, то не так, это не этак. Дескать, кич, штамповка, даже пресмыкательство перед Западом пришили, представляешь? И манеру письма, мол очень сложно, почти невозможно исправить.
– Я, Семён Кузьмич, слово в слово то же самое выслушал, чуть раньше. Ну их, пердунов замшелых.
– Хм, а в Литературный институт пойдёшь? Говоришь грамотно, много читаешь, пишешь стихи недурные, есть что предъявить приёмной комиссии, да и потом, – Цвигун гордо приосанился, – моё слово тоже кое-что значит.