Свежеиспечённый подполковник полез в бар. Коньяк, конечно. Не пехтура какая водкой обмывать звёзды!
– Старайся, Игорёк, – Колесниченко хоть и принял изрядно, как бы не более полкило, держится отлично, – я говорил Семён Кузьмичу, тебя надо использовать по линии интеллигенции. Таганка, шмаганка, барды, муярды. Песни пишешь хорошие, поможем пробиться в Союз композиторов, там нужны надёжные люди.
– Сергей Петрович, как скажете, против вашего опыта разве возразишь.
– Ай, что тот опыт. Сейчас время другое, надо языки знать, не просто держи-хватай, а передумать врага, перехитрить! Как у тебя с иностранными языками, шпрехаешь?
– Учу, произношение хромает, но понимаю и читаю, даже без словаря и по-немецки и по-английски.
Не рассказывать же чекисту, что знаю «от и до» дюжину основных европейских и азиатских языков, да ещё латынь.
– Самоучением только навредишь правильному произношению, нужен хороший педагог, погоди, дам телефон, Инна Абрамовна. Немецкий и английский, да. Но ты не разбрасывайся, лучше один язык знать более менее, чем два кое-как. Мало ли, вдруг в посольство куда направят.
Выслушивать всё более путаные речи собутыльника надоело, пришлось провоцировать подполковника на выпивку: за Феликс Эдмундыча, за юбилей Великой Октябрьской Социалистической Революции, за Владимир Ильича, за юбилей полувековой ВЧК. Такие тосты обязательно до дна, обязательно стоя! С трудом, но упоил Колесниченко, выкушавшего по моим прикидкам под литр коньяка. Умеют пить товарищи чекисты и головы не терять.
Утром от подполковника разило как от винной бочки, но чувствовал себя порученец Председателя на удивление хорошо, – с аппетитом позавтракал, распоряжался «по хозяйству».
– Смотри, Игорёк, Серафима Петровна здесь вроде завхоза, а «на воротах» сейчас дежурит ветеран органов Степан Карпович. Со всеми познакомишься, коль при Председателе работать начинаешь. Это что-то вроде «загородного имения» в нашей службе. Ну а городские квартиры потом покажу, на одной ты был уже.
– Это рядом с…
– Именно там, – важно оборвал меня подполковник, неопределённо покрутив вилкой, как бы намекая, – и у стен могут быть уши.
Ага, если прослушка тут есть, меня давно бы постаралась прихватить, как же – некий прекрасно подготовленный чувак, скорее всего западный суперджеймсбонд какой, под личиной советского гражданина загипнотизировал главу КГБ. Это ж ЧП, «красный уровень», «застава в ружьё»…
Уже б штурмом брали домик, а Цвигуна, крутили-вертели медицинские светила. И один чёрт, погнали бы Кузьмича на пенсию – мало ли как мозги у генерал-полковника повернулись от «гипноза».
Но всё пока спокойно, – Колесниченко отзвонился в приёмную, доложил, что будет через час пятнадцать минут. Может себе позволить такую точность, в 1967 году пробок в Москве по определению нет, это всё у буржуинов клятых: автомобильные пробки, безработица, наркомания.
– Игорь, а что ты вчера про Олимпиаду говорил, я не всё понял.
Вот же здоровья у человека природного, не «Слиянием» закаченного, – помнит он.
– Да Семён Кузьмич велел песню написать про спорт, чтоб отправить меня в составе делегации в Гренобль. Вроде как поддержка психологическая спортсменов.
– И как, написал?
– Пишется.
– Давай, давай, пиши, Рембрандт, – добродушно рассмеялся подполковник, – я сегодня меняю удостоверение, про тебя уточню у Председателя. Пока обитай здесь. Песню чтоб к вечеру написал!
– Передайте наброски Семёну Кузьмичу, тут наш ответ талисману Олимпиады в Гренобле. У французов какой-то безликий лыжник с красной здоровенной башкой, а у нас – олимпийский Мишка. Вот медвежонок на лыжах, вот со Снеговиком в хоккей играет, тут санный спорт, вот в косоворотке что-то вроде одиночного фигурного катания, всё как товарищ генерал и просил. А песня чуть позже будет…