Осушив три подряд кружки отменного «Жигулёвского», слегка захмелев и, удерживая это блаженное состояние, уселся на лавочку. Увы, долго покайфовать не довелось.
– Молодой человек, здесь же дети играют, а вы пьяны, – грымза лет под 60 уставилась на меня как фашист на Будулая.
Вот сука старая, ответил бы я ей, но скандалить сейчас, не решив дело с поездкой деда в Германскую Демократическую Республику: верх легкомыслия. Буркнув извинения, позорно покинул территорию уютного дворика.
Тёплый свитер и пиджак позволили без проблем перекантоваться на железнодорожном вокзале, время от времени выходя подышать. Бдительная милиция проверила документы, но сходство с фоткой Витька всё-таки обнаружила, не ринулись руки заламывать. Впрочем брали паспорт чисто для проформы – видят гражданин спокойно достаёт документ, стоит не переживая, считай и не глядели менты докУмент.
И вот настал он, исторический день изменения исторической же реальности, первого серьёзного вмешательства попаданца-прогрессора. Спрятав примелькавшиеся пиджак и свитер в вещмешок, я обрядился в рубище, в котором бедолага Протасов бежал из брянской деревушки Поветкино. Кепка надёжно укрыла морду лица, да и видеокамер здесь нет. Переместился подальше от вокзала, к комбайновому заводу, чтоб и остановка видна была и пеший проход к зданию просматривался. С моим-то орлиным зрением – никаких проблем.
Трёх бравых офицеров я заметил сразу же. По деду углядел, – тот пёр своей узнаваемой походкой, отмахивая правой рукой в такт шагам. Только сейчас это фактурный, здоровенный мужик, а не высохший пенсионер, да харизма из предка так и прёт…
Я двинулся наперехват воякам, ментов не опасался – видел как стражи порядка отдежурив, сменились, но кепку надвинул на глаза, мало ли. И тут, – такая удача, майоры целеустремлённо двинулись «отлить», оставив младшего по званию, подлюку Ворожейкина, сторожить объёмистые, абсолютно одинаковые коричневые портфели. Минут десять у меня есть. Почему то стеснялся бесчинствовать у деда на глазах, видимо из детства идёт, из подкорки. Но теперь, всё, работаем, Александр Владимирович Новиков, меняем реальность, прогибаем мир под нас.
– Эй, военный, – засипел я, имитируя в меру талантов приблатнённого ханыгу, – дай полтинничек на опохмелку.
– Пшёл вон, мразь, – высокомерный Ворожейкин был бы вне конкуренции, играя на «Мосфильме» офицеров белогвардейцев.
– Ах ты падла, кого послать вздумал!
В следующие пару секунд бравый офицер оказался на асфальте, воя от невыносимой боли – куском трубы, спрятанным в рукаве, перебил подлому стукачу двумя, неуловимыми для взгляда человеческого ударами, обе голени. Хватать бумажник из кителя передумал – слишком много людей вокруг, подозрительной покажется такая наглость жулика работникам уголовного розыска при «разборе полётов». Но портфель гниды прихватил и устремился с сим ценным грузом к железнодорожным пулям.
Бежал быстро, но вовсе не чемпионский темп держал, не хватало изображать шустрого Терминатора, того который из жидкой лужи мог снова в человекоподобного превратиться. Несколько секунд форы закончились, народ заорал, засвистел милицейский свисток, мне наперерез кинулись два молодых, подозрительно спортивных парня. Не опера ли в штатском ещё подумалось (как позже оказалось – не ошибся) одному из них в ноги и кинул капитанский портфель. Попал удачно, одним преследователем меньше. Второй гнался за мной целеустремлённо. Проскакивая под колёсами одного стоящего состава, другого, я позволил парню приблизиться и всё той же, не выброшенной трубой, припечатал спортсмена по лбу. Бил аккуратно, исключительно чтоб оглушить. «Пробежался» по карманам куртки, так, удостоверение, забрать с собой, отпечатки остались, сжечь надо. Оружия при опере не было, не считать же за таковое большой складной нож. Хотя, в умелых руках и зубочистка страшнее пистолета. Рванул далее, в сторону частного сектора, железнодорожной слободы Николаевка. Но проскакивая между вагонами решил в деревню не ломиться, – там стаи собак, на нового человека, тем более спешашего, набросятся, лаем выдадут.
Аки человек паук «приклеился» к днищу вагона, предусмотрительно животом придавив вещмешок. Секунд через тридцать погоня протопала в сторону частного сектора, там предсказуемо заголосили псы. Выждав пару минут, пошёл неспешно вдоль составов, помахивая уже не засветившимся вещмешком, а ярко синей, модной, здоровенной хозяйственной сумкой, в которой вещмешок и лежал вместе с кепкой и шмотками «в деле» побывавшими. Сейчас я вовсе не побитый жизнью блатарь, а вполне приличный молодой человек.