Дмитрий повернулся и вернулся в дом. И подошел к постели умершей жены. И только сейчас он понял, что Антонина умерла.
— Тоня — он произнес тихо и произвольно, видя ее умершую в постели под овчинным одеялом — Тоня снег тает и кругом вода. До сараюшки не дойти теперь. Все затопило. Тоня. Ты спишь, ну спи, а я пойду Борьку покормлю. И посмотрю как там он. Не утонул в этой воде. Это он про единственного выжившего у них и прожившего всю зиму здоровенного хряка. Тот хряк, один из немногих выживших животин деревенских, что миновала в холодах лютой ядерной зимы смерть. Тогда в те годы много подохло от голода и холода скотины у соседей в их и соседних деревнях в маской лесной глуши. Кого то, просто не дожидаясь, пока сдохнут съели. Особенно в первую очередь всех кур, гусей и уток. Пытаясь выкормить хотя бы коров, но все равно большинство остались без живности своей в своем деревенском хозяйстве. И жили на одной картошке и тому, что смоли вырастить в своих домах. С риском совершая походы в засыпанный снегом лес. За дровами для печек. Чтобы поддерживать постоянное тепло и в доме и в своих домашних амбарах и сараюшках.
Благо еще помогали военные. Они привозили всю зиму продукты из своих закрамов и подземных ракетных складов. Из Советских еще военных продовольственных запасов. И из того, что отбивали у продовольственных конвоев Скайнет, идущих по лесным и горным дорогам в лаборатоную крепость цитадель S9A80GB18. Для прокорма военнопленных Скайнет. Это было конечно не здорово, но надо было выживать самим и военные ракетчики делали вылазки, рискуя собой.
Из продуктов чаще всего были консервы. И на этом было спасибо.
И Дмитрий помнил как это. И Борька выжил, благодаря ему, и его стараниям и постоянному в сараюшке потдерживаемому всю лютую зиму теплу. И стал дорог Дмитрию не меньше, чем человек. Как родной. Он с ним даже стал разговаривать. Особенно сейчас, когда не было сыновей.
Он, оставив умершею Антонину, пошел снова в сени дома. И, надев резиновые калоши на валенки, и ватную фуфайку, вышел из дома и пошел проведать хряка Борьку. Теперь только Борька остался у него. С кем он мог хотя бы поговорить. Хоть Борька только в ответ ему хрюкал. И тем не менее. Это единственное, что у Дмитрия теперь осталось.
Он подумал, снова о сыновьях. И заплакал, подойдя к сараю, где хрюкал громко хряк Борька. Он подумал, что им скажет, если Иван и Алексей вернуться домой. Расскажет, как не уберег отец их мать.
Дмитрий оперся рукой о дверь сарая и прислонил к руке и зарыдал, громко навзрыд. Только сейчас до него дошла боль утраты. И цена всей потери. И невосполнимой семейной утраты. Смерти человека, с которым он пережил ядерную войну и зиму в этой деревне. Вместе с двумя сыновьями, которые где-то теперь далеко от него. И он теперь один. Один и только Борька. Остался с ним. Единственное живое существо на всем свете.
Чуть позднее, когда снег совсем сошел в их деревне. И оттаяла земля на местном погосте, Дмитрий похоронил Антонину. Вместе с соседями селянами. И не затягивая с похоронами. Ему помогли сколотить и выстругать гроб. Его знакомый из соседнего дома Федор Струков и Спиридонов Павел. Другие помогли выкопать могилу. И сообща, с их женами, похоронить его жену и мать Алексея и его брата Ивана.
15 апреля 2032 года.
Восточная Сибирь.
Подземный ракетный бункер полковника Гаврилова.
В тридцатипяти километрах от базы Скайнет.
17: 25 дня.
— Внимание! Всем внимание! Опасность ядерного взрыва! Опасность ядерного взрыва!
НБОб34 Азимут 90 градусов по сетке координат.
Взрыв поверхностный.
От вспышки до взрыва 90 секунд.
Ширина облака по окружности 1 километр.
Направление облака 2,3 десятых градуса.
— Внимание! Произошел ядерный взрыв!
Радиус зоны поражения ударной волны 40 километров.
Радиус зоны радиационного заражения 3–4 километра.
Координаты эпицентра взрыва NP058680.
Приступить к немедленной эвакуации населения и личного военного состава из зоны радиоактивного заражения.
В настоящий, и в последующие моменты организуются противорадиационные центры. Приступить к работе они смогут через два часа. Всем постоянно проверять показание дозиметра. И определять текущий уровень радиации. При фиксировании высокого уровня радиации немедленно обратиться за медицинской помощью.
Он, слышит это, и быстро проверяет все снаряжение. Надев противогаз, и перебирает все аптечки и раскладывает перед собой шприцы. Он сидит на полу в углу какого-то помещения.
Гудит сирена. А голос, то женский, то мужской, сменяя друг друга, не умолкая, трещит о ядерном взрыве. И опасности радиоактивного заражения.
Он слепнет от яркой вспышки, и закрывает руками глаза, вжавшись в кирпичную стену здания.
Взрыв! Он оглушает его. Так оглушает, что звенит в ушах и все кругом сотрясается от этого кошмарного ядерного взрыва.
На него несется ударная волна, подняв облако раскаленного до миллионов градусов газа и пыли. Разлетаются оконные в дребезги рамы. И крошится оконное стекло. Оно летит прямо ему в лицо. Вонзается в руки и голову. И он чувствует боль и кричит. И его вдавливает в кирпичную кладку стены. И он теряет сознание. Но в тот же момент приходит в себя.
И в стеклянные окуляры резинового противогаза, он видит перед собой всех. Гражданских и военных. Кто-то идет сам. Кого-то тащат на носилках. И он, все еще в каком-то полуразрушенном многоэтажном, еще каким-то чудом не рухнувшем пока кирпичном здании. Без окон и кругом все разбросано и перевернуто. На полу, прямо под ногами людей выбитые оконные рамы и все в битом стекле. И он видит все, видит этот наступивший конец света. В выбитые полностью от ядерного удара и ударной волны окна. Видит летящий по воздуху радиоактивный пепел. Пепел сожженного атомной войной живого мира. Его родного мира. Мира, который он так никогда и не видел. Никогда.
Он лишь видит пепел. Серый хлопьями парящий, почти невесомый пепел. Пепел сгоревшего в атомном хаосе живого мира. Пепел тех, кто попал под сам ядерный удар. Этот пепел залетает в те выбитые окна, и летит по помещению, где он находится. Пепел кружит в отравленном зараженном воздухе и вокруг находящихся здесь же укрывающихся от ядерного удара людей. В специальных защитных костюмах и таких же, как и он противогазах.
Он слышит их крик и плач маленьких совсем еще детей. И вой сирены. Это постоянный неумолкающий громкий вой. Оглушающий вой, который не смолкает и звенит в его мальчишеской голове. И он ищет лихорадочно тот нужный укол. Чтобы спасти себя. Его колотит от озноба и от жара. Ему плохо. И он встает и расталкивая всех пробирается по битому стеклу, быстро к выбитому одному окну. И видит тот мир. Ядерный мир. Мир хаоса и смерти. Умерший мир, живым который он вообще никогда не видел.
В выбитое ударной волной окно он видит руины разрушенного войной города. Незнакомого города. Чужого уже города. И мертвого, как и все вокруг.
Разрушенные здания домов и заваленные битым кирпичом улицы. Перевернуты оплавленные высоким жаром ядерного взрыва дотла сгоревшие автомобили и автобусы. Погнутые почти до самой заваленной кучами обгоревшего мусора такие же в угольной саже фонарные уличные столбы. Он видит впереди себя это все. И все это уходит вдаль. На километры. И куда-то в сам горизонт. И только с неба не прекращая, падает серый большими хлопьями радиоактивный пепел. И кругом трупы людей. Обгоревшие до угольного состояния трупы женщин и детей, мужчин стариков. Где прямо на кирпичных кучах зданий, где под завалами тех кирпичей. Где по одному, где просто, сваленные кучами и вперемешку с человеческими костями среди огромных тех из битого кирпича холмов.
Алексей протягивает свою руку, прямо в то окно на ту улицу. И тот пролетающий мимо его окна и его самого стоящего в том окне пепел, оседает на его мальчишеские пальцы. И он растирает пепел ими. И подносит к маске противогаза, пытаясь рассмотреть его ближе.
И внезапно вспышка плазменного луча прорезает небо. Одна, вторая. За ней уже третья. И Алексей видит, их. Видит машины. Машины Скайнет идущие по самим руинам разрушенного и выжженного ядерной бомбардировкой города. Он видит их блестящие бронированные титаном роботов в сервоприводах и гидравлике эндоскелеты, мелькающие среди полуразрушенных стоящих пустыми одиночными стенами зданий. И они идут сюда. Идут к нему и к этому единственному, вероятно еще не рухнувшему после удара ударной волны зданию. Идут, прямо по трупам мертвых людей. По их белеющим под серым осевшим пеплом черепам. Давя их своими роботов металлическими похожими, на человеческие, механическими терминаторов ногами.