Мокрые волосы змеями обвивали плечи, одежда липла к телу.
Странное, лихорадочное движение на улице продолжалось. Только теперь проявились изменения в поведении "отмеченных" диспетчерами прохожих. Кто-то стоял на коленях на грязном асфальте и кричал, кто-то смеялся и глубоко вдыхал горький осенний воздух. Но все громче и чаще звучали проклятия. Двое мужчин уже пытались силой остановить одну из девушек, она молча и сосредоточенно царапалась. Вдалеке ревела полицейская сирена, едва слышная за воем собак.
Термит быстрым шагом нагнал основную группу диспетчеров. Несколько метров он прошел рядом с ними, печатая шаг так же, как они. Девушки не обратили на него внимания.
Остановившись, Термит провел ладонями по лицу, стирая капли дождя, и тут кто-то ласково, но настойчиво потянул его за плечо. Он обернулся и увидел девушку. В светлых волосах раскаленными струнами горели метализированные пряди, дождь капал с длинных накрашенных ресниц. На одной из туфлей сломалась шпилька, и девушка шла, хромая при каждом шаге. Глаза ее ярко блестели, в них отражались рекламные слоганы с ближнего бигборда. Левой рукой она крепко вцепилась в куртку Термита, правой расширяла рану под ключицей. На кончиках ее пальцев темнела кровь.
- Это необязательно, - прошептал Термит.
Он взял девушку за подбородок и склонился к ее губам. Это не был поцелуй - зубы ударились о зубы, мужчина и женщина впились друг в друга, продолжая контакт. Она опустила руки ему на талию, выдернула полы заправленной в джинсы рубашки и прикоснулась к спине. Сначала нежно и трепетно, подушечками пальцев. Потом подняла руки выше, до его лопаток, и вонзив ногти в кожу повела вниз, оставляя глубокие царапины. Термит вздрогнул, но поцелуя не прекратил. Проведя вдоль спины десять кровоточащих полос девушка сама оттолкнула его.
- Это было необязательно, - поморщившись, пробормотал Термит.
Но она его не слушала, она уже продолжала свой путь.
- Ты, мразь! - металлический роботизированный голос проревел, заглушив все остальные звуки улицы. - Я говорю с тобой, с тем ублюдком, который издевается над людьми с Тисовой улицы, заставляя девчонок исполнять программу.
Термит заозирался. Впрочем, заозирались все пешеходы, даже многие водители высунули головы из машин.
Рекламные бигборды, установленные каждые несколько метров вдруг погасли. Черные поля мигнули, выдали три секунды статических шумов и наконец сложили из черно-белых полос извилистую букву "М".
- Да, я Мордред. И я найду тебя, кто бы ты ни был. Ты ответишь за свое сегодняшнее развлечение!
По бигбордам снова поползли полосы помех. Термит не стал дожидаться новых откровений. Полицейская сирена орала совсем близко, на другом конце улицы уже виднелись красно-синие вспышки.
Термит нырнул в один из темных малолюдных проулков. Петляя и прячась по углам, он прошел квартал и остановился в закутке позади продуктового магазина. Фонарь рядом был разбит, из стоявших у заднего входа контейнеров воняло гнилыми овощами.
Прислонившись к кирпичной стене, Термит содрогался в конвульсиях. Он то тер ладонями виски, то зажимал рот, чтобы не кричать. На его щеках слезы смешивались с дождем.
6. Фазаны
"Забудь, забудь, забудь", - мысленно повторяя эти слова, будто мантру, Термит старался не шевелить губами. Помимо него в вагоне монопоезда ехало еще с десяток человек. Он сидел на скамье, вытянув ноги, капли дождя стекали с его куртки и волос. Перед закрытыми глазами плавали красные овалы и дуги.
Термит чувствовал себя как удав, заглотивший слишком большую добычу и отчаянно пытающийся ее переварить, невзирая на позывы к рвоте. Блоки в его памяти были снесены, и утерянные видения всплывали одно за другим.
Вот мама жарит яичницу-глазунью поутру, а они с братом попеременно разбивают яйца - осторожно, чтобы остались целыми желтки. Вот он, четырехлетний малыш, бежит, держась за холку соседского ротвейлера. Вот компания дворовых рябят сидит под цветущей черемухой и излагает теории появления детей, одна другой удивительнее. Первая любовь. Первая вспышка яростной ненависти, по прошествии лет кажущаяся умилительной. Все чувства, которые он когда-то испытывал, все, что было сокрыто от него за стеной психоблока.
Искусственно стереть память - почти то же самое, что стереть личность. Отличный, гуманный и действенный способ борьбы с преступностью. Пусть враги общества забудут о своих мотивах и начнут создавать себя заново под умелым руководством психотерапевтов. На бумаге, как оно обычно и бывает, идея выглядела красивее, чем в жизни. Попадая в прежнюю среду, преступники брались за старое, а коррупция и махинации, связанные с попытками подставить и стереть память врагов, конкурентов и наследодателей приняли небывалый размах.
В те времена, когда идея коррекции личностей осужденных казалась еще очень привлекательной, а коррупция стремительно набирала обороты, пятеро подростков, называвших себя бандой "Grassa-Grassa" напились пива и пошли развлекаться. Как и большинство жителей окраин, они испытывали неприязнь к полиции. И, увидев полицейский экипаж, не придумали ничего умнее, чем пошвыряться в него пустыми бутылками.
Полицейские тоже испытывали неприязнь к шпане из неблагоприятных районов, особенно, когда им портили казенное имущество. Поэтому ограничиться арестом не вышло. Юных бандитов хорошенько проучили, сначала пройдясь ногами по ребрам, потом к делу подключили электрошокер.
На свою беду все пятеро оказались из вполне приличных семей, да и сами отморозками не были - просто глупыми импульсивными подростками. Полиции пришлось потрудиться, заметая следы. Очень быстро организовали суд, на котором им, помимо хулиганства, пришили ограбление бензоколонки. Каждому милосердно дали на удивление маленький срок - с условием частичной коррекции личности.
Районный прокурор за утренним кофе прочел маленькую заметку в газете о судьбе юных хулиганов и разбойников. Обрадовавшись, он сообщил жене, что уже месяц этого ждал. Наконец-то появилось дело, где коррекция личности применена явно вне законных рамок.
Из колонии подростков привезли на допрос, потом туда же отправились судья и полицейские. Долгое разбирательство, потом реабилитация. Слова прокурора о том, что Термит и его приятели стали жертвами ужасной несправедливости, но они отомщены и, более того, случившееся с ними дало толчок к ужесточению правил коррекции и, вероятно, спасло многих других.
А потом дом, свой, но незнакомый, семья, о которой ничего не помнишь, близкие, к которым ничего не чувствуешь, потому что видишь их первый раз в жизни.
Каждый охотник желает знать, где сидят фазаны.
Каждый человек желает помнить приятные моменты своей жизни. Хочет, чтобы не таяли воспоминания о материнской заботе, поцелуях любимой, об аплодисментах восхищенных коллег. Плохие же воспоминания многие предпочитают отторгать. Не хочется помнить о неудачах и срывах.
Термит использовал диспетчеров как биореакторы. Приготовленная им матрица заполнилась свойствами их личностей - способностями к мнемонике. Девушки, которые, как он узнал из Интернета, убивают время игрой в "слепой пасьянс", наверняка обладают способностью помнить и вспоминать.
По вагону пронесся тягучий, заунывный вой. Пассажиры вздрогнули, Термит открыл глаза. Но это была лишь запись, прозвучавшая из динамиков. На подвешенных к потолку экранах началась новостная передача, и первым репортажем в ней оказалась история о произошедшем на Тисовой улице.
- Сейчас в мире немало людей, которые кустарным способом пытаются создать новые матрицы и слепки. Вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения они тестируют все это на себе. Но негодяй с Тисовой улицы незаконно экспериментировал на других людях. Он не только преступник, он еще и трус!
- Отсоси, - мрачно пробормотал Термит.
Он машинально потер левую руку, где сгиб локтя был все еще заклеен пластырем после нескольких неудачных попыток уколоть в вену.
Субботний день неделей раньше был необычно жарким для начала осени. Солнце палило, как в июле, и желтые листья деревьев, словно вторили ему, наполняя воздух тяжелым зноем.