Собственно говоря, сидху здесь уже ничто не удерживало. До рассвета ещё далеко, но уйти она может прямо сейчас. Связываться с этим непонятным дхуссом – себе дороже, но и задержать её он вряд ли сумеет. И она, Нэисс, конечно же, уйдёт. Вот только докончит по возможности начатое дело.
Но, похоже, именно что «по возможности».
– Ладно, дхусс Тёрн, или как тебя там, – холодно сказала она наконец. – Ты сам делай что хочешь, мне всё равно. Но эту тварь я живой отпустить не могу. Понимаешь ты это или нет?
– Нет, не понимаю, – ровным голосом ответил Тёрн, безо всяких церемоний растягиваясь прямо на ковре из опавшей хвои. – Потому что причинить зло раненому – величайшее злодеяние. Дождись, когда она поправится. И вызови её на честный бой, если уж так жаждешь её смерти.
– Что?! Её? На честный бой?! – вскипела сидха. – Откуда ты взялся, дхусс-который-не-дхусс, с неба свалился?
– Этот вопрос к делу не относится, Нэисс. Я не желаю зла ни тебе, ни ей. Все войны и тому подобное – величайшие глупость и зло. Мыслящие не должны убивать мыслящих. Эта простая истина никогда не приходила тебе в голову? Кто-то ведь должен первым остановить этот кровавый маховик. «Мне отмщение, и аз воздам!» – издевательски передразнил он кого-то. – Эта девушка, Гончая, куда более несчастна, чем ты. Её наверняка купили на рабском рынке, видимо, показалась здоровее среди десятков других истощённых, запаршивевших, больных… Её пичкали отвратительными снадобьями – порядочный и честный алхимик такие никогда не станет составлять, даже под угрозой смерти и мук. Над ней творили жуткие обряды. Она в плену могущественных заклятий. С самого детства она не видела ничего… из того, что должна была видеть. Из неё сделали чудовище, но она человек, она жива, и значит – ничего ещё не потеряно.
– В каком бездной забытом монастыре тебе внушили этакую чушь?! – завопила сидха. – Ты что, не знаешь, как поступают на службу Некрополиса? Мастера ведь не только на рынке ребятишек покупают! «Придите к нам все, кто слаб, – мы дадим вам силу. Придите к нам все, кто обижен, – мы дадим возможность отомстить. Придите все, кому опостылел этот мир, – мы сожжём его, развеем пепел и вознесёмся на небо, к престолу великого Ома!» Эти твари сами сползаются в Некрополис! Чтобы там дали силу, дали власть пытать, мучить и убивать! Ничего другого им не нужно! Забыл уже, что три руны эта бестия получить-таки успела?! Скольких она убила ради этого?! Сколько погубила невинных?! А ты хочешь ей всё простить?! Никогда! Через мой труп, дхусс! Будем драться!
– Пустой разговор, – поморщился Тёрн. – Мы с тобой не судьи и уж тем более не палачи. И драться я с тобой не стану, не надейся. Всё, что я сделал, – это оказал помощь раненой. Тем более не забывай, что по закону Некрополиса она уже приговорена, самое меньшее – к зомбированию. Ты ускользнула, задание провалено. Никто из Мастеров и слушать не станет никаких её объяснений. Ты понимаешь, что она сейчас изгой в куда большей степени, нежели ты? Тебе есть куда возвращаться – а ей уже нет.
Сидха отвернулась. Кулаки крепко сжаты, когти спрятались.
– Мне тоже некуда возвращаться, – глухо проговорила она. – Все мои… вся моя Ветвь… Руками вот этой… твари…
Наступило молчание. Тёрн медленно поднялся на ноги и встал рядом с сидхой.
– Прости. Я не знал… Скорблю вместе с тобой, – тихо проговорил он. – Вознесём же Поминальное Слово, как положено каноном Уходящих.
– Я уже устала удивляться тебе, – вздохнула сидха, касаясь уголков глаз и смахивая так некстати пробившуюся слезу. – И составленный Далейной кодекс Лечащих ты знаешь, и Поминальное Слово… а рассуждаешь – будто и впрямь с неба. Врагов жалей, раненых не добивай… Словно и не знаешь, что тогда они тебя сами добьют.
– Оставим это, – прежним негромким голосом ответил дхусс. – Вознесём Поминальное Слово.
– А ты… ты веришь, что есть что-то там, за смертью? – вдруг как-то робко спросила Нэисс. – Мы ведь просто угасаем, как огоньки в ночи, ни следа, ни отблеска… И никакие маги так и не смогли найти того, что в древних свитках времён Семи Зверей называлось «душой»…
– Я верю, что мы не угасаем, – негромко, но твёрдо и непреклонно сказал Тёрн. – Это никак не доказать, тут можно только верить. Кто-то верит в добрых неведомых богов, неведомых, невидимых и не проявляющих себя, кто-то поклоняется всемогущему Ому, Единому, кто-то до сих пор чтит Зверей, кто-то считает, что у каждой местности и страны свои небесные владыки, кто-то… впрочем, неважно. Произнесём Поминальное Слово. Как звалась твоя Ветвь?
– Deleon Xian, – шепнула сидха, опускаясь на колени.
– Хорошо, – в тон ей шёпотом сказал дхусс и тихо стал читать Поминальное Слово.
Как и положено, на языке сидхов. На правильном церемониальном языке, Высоком Сиддхеане, Abro Siddhean, лучше, чем смогла бы сказать сама Нэисс. Идеальные интонации, безукоризненные переходы; где, где, где он мог всё это узнать?! Этот дхусс словно бы учил речь сидхов с пелёнок.
…В Слове говорилось, как цвела и благоухала Ветвь под добрым светом, как отдыхала она в благовонной ночной тьме. Уходили во мглу предки, но потомки занимали их место, менялись иглы и листья на деревьях, но Ветвь была вечна, и пребудет вечна, пусть даже с неё упал последний живой лепесток, ибо Растущее бессмертно, а никакой беде не выкорчевать глубоких предвечных Корней.
Откроем сердце печали и откроем сердце радости; откроем глаза свету и откроем их тьме. Пока струятся ручьи и мчатся ветры, пока зима сменяется летом, а осень – весною, до тех пор не должно горе лишить нас сил, ибо мы поминаем павших, чтобы обрести силы жить.
Окончив Слово, и Нэисс, и дхусс долго молчали. Тишина сочилась меж опустившихся колючих ветвей, над тёмными громадами гор сияли звёзды да ярко пылала, наискось перечеркнув созвездие Жужелицы, острым мечом нависшая над миром комета.
– Отойдём ко сну, – сказал наконец Тёрн. – Гончая проспит самое меньшее до полудня. Обещай, Нэисс, что не причинишь ей зла.
Сидха молча кивнула, борясь с подступающими рыданиями.
– Обещай, – настойчиво сказал дхусс.
– Да что ты понимаешь! – не выдержав, сорвалась сидха. Слёзы так и брызнули из её глаз. – У тебя когда-нибудь убивали всех, ты, чурбан деревянный?! Нет?! Тогда молчи и не вставай между мной и местью!
– Поговорим об этом завтра, – чуть ли не умоляюще проговорил Тёрн. – Яркое светило порой помогает… хотя иные речи допустимо вести только ночью.
Сидха отвернулась, совсем по-девчоночьи шмыгая носом и утирая слёзы тыльной стороной ладони.
– Поговорим об этом завтра, – мягко повторил дхусс. – Мне кажется, что всё выйдет совсем не так, как тебе кажется…
Утро плеснуло в глаза водоворотами света, ветер примчал волны ароматов с диких свободных гор, прожурчала приветствие быстротекущая вода. Дхусс пил долго и с наслаждением, фыркая, брызгаясь и плескаясь. Нэисс – осторожно, словно вышедшая на водопой пугливая лань. Гончая Некрополиса, как и предупреждал Тёрн, всё ещё спала. Про себя Нэисс удивилась – она сама закрывала глаза с чёткой мыслью пробудиться среди ночи и… Однако сон оказался настолько глубок и покоен, что разбудило истиннорождённую сидху только утреннее пламя рассвета.
Горный лес ожил, затараторили, защебетали алогрудки, пронеслась над головой пара стрельков, из кустов выбрался, покосился на странную компанию и потопал по своим делам деловитый полосатый рыскун. Отсюда, из седловины меж двумя каменными великанами, виднелось только слабое сияние – там, где скалы кончались отвесным обрывом, а под ними билось в непреодолимую преграду море равнинных лесов и рощ. За ночь подожжённый Нэисс возок сгорел дотла, и ветры разнесли дым далеко во все стороны.
Сидха не нуждалась в еде, ей хватало, в случае необходимости, молодых лесных почек. Грибной сезон ещё не начался, добыть еду в лесу обычному человеку было бы нелегко. Дхусс, к её полному изумлению, тоже удовольствовался аккуратно срезанными молодыми побегами – иглы на них уже успели отрасти, но не затвердеть.