— Оюнь? Как так? А когда же закончился полузнь?
— Да уж недели три-четыре миновало, — отвечал старичок, продолжая таращиться на собеседника. Он явно недоумевал, как можно было пропустить начало оюня.
Артур медленно пошел вперед, прокручивая в голове то, что ему довелось узнать от нищего. Значит, уже наступил оюнь… Но почему вблизи Троссард-Холла была такая плохая погода? Вероятно, в лощине установился свой микроклимат… Получается, что его не было чуть дольше, чем он надеялся… И в пещере время все-таки идет по своим правилам. Артур стиснул зубы, стараясь не думать об отце. Найдет ли он его еще когда-либо? Возможна ли хоть сколько-нибудь их встреча? В эту секунду мальчику страстно захотелось вновь оказаться в пещере. Но он уже не мог переместиться обратно. Даже несмотря на очень большое желание. Артур почувствовал, как его глаза наполнились слезами. Он так мало времени провел со своим отцом…
Впрочем, юноша понимал, что сколько бы времени он с ним ни находился, ему все равно было бы мало. Ничто не может заменить нам близких людей. Когда они с нами, мы привыкаем к этому и считаем их в некотором роде своей собственностью, но только когда теряем — да, именно в этот самый момент мы понимаем, насколько, до какой степени эти люди были важны и значимы. И вроде истина эта не нова и вполне понятна, но в полной мере ее осознать можно только тогда, когда уходит твой друг, родитель, возлюбленный. Все сразу меняется; то, что было важным ранее, становится совершенно бессмысленным и даже ничтожным. Серьезные вещи, наконец, выходят на первый план, и ты понимаешь, что любовь к другому важнее, чем к самому себе. И мир переворачивается с ног на голову, и из него, как из холщового мешка, высыпаются все ложные ценности, которыми этот мешок был забит до отказа, и только на дне его остаются настоящие сокровища: любовь, доброта, взаимопомощь, верность… Артуру больше всего на свете хотелось сейчас оказаться рядом с отцом, матерью, со своими дорогими друзьями. Но они все были далеко, в разных частях его расколотого мира, и юноше надо было скорее собрать эти части воедино, чтобы не страдать так сильно, как в эту минуту.
Артур шел по темной улице, практически не глядя по сторонам. В какой-то момент различить что-либо стало совсем сложно, и путник остановился в нерешительности. Прямо перед его носом на доме висела медная вывеска с надписью «Собачий тупик», 12.
Глава 3 Или Дом проводника
Особнячок, о котором говорил господин Трюкко из лавки нужных вещей, оказался вовсе не особнячком, а покосившимся доходягой, вполне обделенным жизнью, как, впрочем, и все здания в Собачьем тупичке. Своим передним фасадом он немного выдавался вперед и, возможно, лет через десять ему грозила участь завалить своими ничтожными обломками единственную, более-менее сносную улицу в здешней деревеньке. Перед особнячком раскинулся незатейливый, но очень аккуратный садик с чудесными гортензиями и рододендронами, которые как раз цвели в оюне. Пожалуй, благодаря этому саду, дом и вправду можно было с натяжкой назвать особнячком, так как другие здания, находившиеся в округе, этим достоинством не располагали.
Дом снаружи освещался факелами и при их мерцающем, загадочном свечении, он, казалось, принадлежал диковинным существам, но никак уж не людям. Некоторые окна в особнячке были заколочены досками крест-накрест, а крыльцу, что вело к двери, явно недоставало нескольких ступенек, которые от времени прогнили и провалились под землю. Артур смело прошел в сад, не огороженный забором, и с надеждой постучал в шаткую дверь. Он понимал, что доставит хозяевам немало хлопот своим поздним появлением, но у него не было выбора, ибо каждая минута была на счету.
Довольно продолжительное молчание было мальчику ответом. Затем послышались шаркающие шаги и старческое кряхтение. Потом дверь медленно отворилась. На пороге стояла женщина смрадней шестидесяти. Вполне опрятная, с седыми волосами, скромно убранными под чепчик, и благообразным лицом, она воплощала в себе образ милой фермерши, которая всегда даст хлеб проголодавшемуся путнику и напоит парным молоком ребятишек. Так, по крайней мере виделось Артуру. Но когда бабушка заговорила, стало очевидным, что вместо хлеба и молока мальчик мог бы здесь получить лишь отменный нагоняй веником или, что еще хуже, кочергой.
— Опять, побирушки, шляетесь, на ночь глядя! У-у, я сейчас позову Стеллу, он возьмет посох и вышибет мозги из твоей нищей башки! — злобно закричала она, увидев Артура.
— Нет, извините, вы не так поняли. Я вовсе не попрошайка, — смущенно начал возражать клипсянин.
— А кто ж может еще припереться в такое позднее время? Уж не воришка ли ты?