Вот он, момент истины!
Я попытался дотянуться до маленького шарика, что лежит во внутреннем кармане куртки. Пришлось здорово извернуться. Движения создавали неприлично много шума, но погруженный в размышления Эргаэль пока ничего не замечал. С помощью одной кисти я вытянул вторую так, что она чуть ли не вывернулась из сустава – это отозвалось дикой болью во всей руке. Скорее, скорее, Хат!
Наконец вожделенный медальон – в руке. Я надавил на углубление…
- Господин Себас! – Винд-Гу не изменяет себе. Я уже немного привык к её эффектному появлению и воплям, а вот Эргаэль и Арторис явно в шоке.
- Режь верёвки! – второпях бросил я. Шок наёмника скоро пройдёт, надо воспользоваться драгоценными мгновениями! В тот миг я даже не подумал, есть ли у Винд-Гу нож.
К счастью, нож был – либо она попросту стянула один у Эргаэля. Через секунду путы спали – я освободился.
Брегиец пришёл в себя и направлялся в нашу сторону с явным намерением сотворить нечто ужасное. Хищно блеснули маленькие зелёные глаза. Эргаэль занёс клинок и изготовился к атаке.
Я отчаянно рыскал глазами по комнате в поисках оружия. Нашлась какая-то палка – единственное, что может хоть как-то защитить от Эргаэля. Я схватил деревяшку, тело приняло защитную стойку. Мои скромные боевые навыки не идут ни в какое сравнение с умением брегийца, но идти, как скот на бойню я не намерен.
- Винд-Гу, зови на помощь! – да, помощь друзей – единственный шанс спастись. – Скажи, что…
Договорить я не успел – пришлось парировать первый выпад противника. Надо отдать должное – Винд-Гу не осталась ждать, пока я договорю, а сразу бросилась исполнять распоряжение.
Эргаэль владеет клинком просто мастерски; я едва успеваю отражать удары, что сыплются один за другим. Брегиец значительно уступает в росте и всячески стремится навязать выгодный ему ближний бой, но длинная палка прекрасно сдерживает оппонента. Я с благодарностью вспомнил пожилого Заккора из Кау’Мортена, который учил меня фехтованию, когда я был ещё мальчишкой. Из полузабытых воспоминаний детства приходят образы вкупе словами старика – «вот засечный удар, а вот обманка, финт». Шансов против Эргаэля у меня нет, но я хотя бы могу защищаться в надежде, что Луций сотоварищи подоспеют вовремя.
Пот заливает лицо и щиплет глаза, мешает сосредоточиться и снижает чёткость зрения. Руки гудят от усталости, а удары брегийца, казалось, слились в сплошной стальной вихрь. Я уже с превеликим трудом отбиваю атаки Эргаэля; он заметил, что я теряю силы, и удвоил натиск.
На меня обрушился очередной выпад брегийца; внезапно он круто изменил направление удара – меч скользнул вниз с явным намерением выбить палку. Жутко захрустело запястье; словно со стороны я наблюдал, как оружие выпадает из неестественно вывернутой руки. Эргаэль плашмя врезал клинком мне по ногам, повалил на землю. При падении я ударился затылком о каменный пол, да ещё ухитрился придавить телом сломанную конечность.
И лишь затем накрыла волна чудовищной, невыносимой боли.
Так я не кричал, наверное, никогда в жизни. Чудовищному воплю, что исторгли мои уста, позавидует любой заплечных дел мастер. Глаза заволокла кровавая пелена. Я исступлённо вопил, ворочался на холодном полу в напрасных попытках вытащить из-под тела придавленную руку. В тот миг я почти потерял рассудок от боли.
Слова Эргаэля долетали словно издалека:
- Здесь всё закончится, Хаттул Себас.
Тёмный силуэт на кроваво-красном фоне прямо надо мной. Я не вижу лица наёмника, но готов поклясться, что он усмехается, торжествуя победу.
- Д-давай, не медли, – слова давались с величайшим трудом.
- Охотно.
Эргаэль занёс меч для последнего, смертельного удара…
Где же друзья?
Никогда не верил в сказки, что в решительный момент перед человеком проносится череда воспоминаний – вся жизнь. Но это – правда. Я содрогнулся от ужаса при мысли о том, что жизнь, данное свыше сокровище, провёл в скитаниях и нехитрых увеселениях. Если я уйду, не останется ни потомства, ни сколь-нибудь значимых свершений. Я пришёл в мир пустым и ухожу таким же; всё наследие – память сестёр о нерадивом брате да скромные пожитки, что поместятся в заплечный мешок.
В тот миг всё, чем я жил, все устремления и желания предстали в истинном свете – пустыми, мелочными. Что есть большой дом без многоголосья домочадцев? Зачем роскошные одежды, если эффект – взгляды, равнодушные или полные зависти, и некому восхититься твоим обликом? К чему обилие жизненных благ, если не с кем поделиться?