По количеству людей, льющихся ручьями к порту, ясно: спасутся лишь избранные или наглые. Именно они поступали в лучшие вузы страны, только им давали самые высокие зарплаты и под них создавали лишние рабочие места. И вот теперь они (и странным образом, я вместе с ними) — надежда на будущее практически всей планеты. Я был рад, что мне удалось уберечь от беды этот долбанный спецпропуск. Ведь, по сути, если бы «оборотни» захотели его взять…
— Всё-всё! Конец! Теперь только новая жизнь. Да! — кричал кто-то на улице. По голосу тот самый, что плакал в вагоне.
У корабля выстроилась длинная очередь. И пока она двигалась, я внимательно его разглядывал. Он был староват для дальних путешествий. Понятное дело, что все лучшие давно покинули порт. Я мало разбирался в кораблях, но все-таки сообразил: это военное судно. Наверно, долго простояло в запасе. На носу зачем-то замазана красная звезда. Пушки демонтированы, но кое-что все-таки осталось. Забавно, что все уходящие суда теперь называли «ковчегами». Ной бы сильно удивился, если бы их увидел.
Очередь двигалась медленно, поскольку те, кому отказывали в спасении, не всегда желали это признавать.
— Как только это наступило, собрали свои чемоданчики и свалили кто куда, — возмущался один такой отвергнутый.
Он был так грязен, будто все эти годы жил в хлеву. К запаху человеческих нечистот я за это время уже привык. Хорошо пахли только дети.
— В Норвегию, в Канаду укатили. Да там не лучше, а даже хуже стало. За день смело половину населения. Как вам это нравится? Эти огненные смерчи — стечение типа обстоятельств, факторов… Да чушь это полная, ясно? Не факторы это. Это чистка, я вам говорю. Да только самая же дрянь спасается в первую очередь. У дряни же допуск «везде».
Я отвернулся. Своим допуском здесь светить явно не стоило.
Допустим — подумал я — а как же быть с теми, кто «везде» получил случайно? Порвать и выбросить из солидарности? Этот горластый гражданин первым перегрыз бы мне горло из-за него. Вот что самое обидное.
Люди не особо напирали. Корабль хорошо охранялся. По лицам «оборотней», выстроившихся у пропускного моста, было ясно: не дрогнет рука стреляющего… К тому же у моста, помимо проверяющих, они установили серьезный турникет. Я таких раньше не видел.
Метра полтора в высоту, с несколькими отверстиями по всей длине сверху и снизу. А из них скалятся железные штыри. Просто усовершенствованное орудие для пыток из музея мадам Тюссо. Видно, его сконструировали на очень скорую руку. Такой мог и покалечить ненароком. Но больше всего я опасался общей паники. Стоит только одному слететь с катушек, и «Ноев ковчег» никуда не тронется. Не поможет даже такой чудовищный турникет. Я это уже видел и не раз… Безумие заразно.
Когда до нас дошла очередь, где-то в глубине посудины что-то загудело. «Оборотни» встали плотнее, и суетливее замахал руками контролер.
— Нет, только один! — жестко отрезал он, мельком глянув на мой пропуск.
— Да послушайте! Она же маленькая. Как я ее оставлю? — отбивался я.
В глубине души умирать мне не хотелось.
— Нет! Вы же знаете правила. Только один. Второго не пропустит машина. Следующий!
— Стойте! Ну-ка… — я наклонился к девочке и вручил ей пропуск. — Ты ведь умная, я это сразу понял. И должна слушаться старших…
— Я не пойду! Не пойду! Можно я останусь с тобой? — заплакала девочка.
— Послушай меня. Если ты не пойдешь, ты умрешь. Понимаешь? Так что не дури. Иди!
— Значит, я встречусь с моей мамой на небе? — наивно спросила девочка.
И с бабушкой, вероятно, тоже — подумал я.
— Не болтай глупости. Твоя мама очень хочет, чтобы ты выжила. Поняла?
— Следующий! — злобно вставил контролер.
— Откуда ты знаешь? Она сама тебе сказала? Когда?
— Да сколько можно! Уйдите с дороги!
Знакомый толстяк в рубашке и галстуке оттолкнул меня в сторону, быстро вырвал пропуск из руки девчонки и опустил его в щель турникета. И прежде, чем я смог что-то крикнуть, просочился в него. Как я жалел, что у меня нет пистолета или хотя бы кирпича под рукой. Но как быстро и ловко он все это провернул! Во всеобщей суматохе, разумеется, никто за ним не погнался. Ведь контролер пообещал отплытие через десять минут.
А ну и фиг с ними. Пожалуйста, пусть плывут. И будет конец, и конец будет страшен. Пусть. Это уже всё равно. Вырвавшись из толпы, я присел на скамейку и издали наблюдал за происходящим фарсом. Девочка, так же, как в вагоне, кротко сидела рядом. Кто-то угостил ее пачкой сушеных бананов, и она с удовольствием ела их. На пирсе крутился наш знакомый дьяк. Он то заходил на мостик, то спускался в нерешительности. Мне надоело глазеть на него.