Матери на всякий случай загнали детей в дом и смотрели на шедшего по улице все больше из-за занавесок – уж не к ним ли.
Человек, обличенный властью, человек с ружьем. Той-то власти – всего повязка на руке, да оружие – древняя французская винтовка, к которой патронов кроме как в комендатуре не сыскать. А тут, на поселке чуть в каждом огороде что-то да закопано. Но все равно страшно.
Дойдя до середины улицы, полицай направился к бывшему дому агронома.
Перед тем как войти, полицай долго топтался у порога, даже скрутил цигарку, скурил ее. Наконец, сломал шапку и переступил порог. Бойко нашел на кухне.
В печке горел огонь, на ней стоял таз, в котором Бойко жарил семечки.
- Можно зайти? – спросил полицай.
- Ты уже зашел… - ответил Бойко, обернувшись на мгновение.
- Вас легко было найти.
- А я и не прячусь. Зачем ты пришел?..
И действительно – зачем?.. Он прошел полгорода, но вот что сказать не знал.
О Бойко ходили страшные слухи, говорили, что он расшвыривают людей как кегли, что он тайный людоед, что он будто арестовал свою невесту в день свадьбы. Даже люди, делившие с Бойко кабинет в здании милиции, иногда были будто не знакомы с ним. Он мог не появляться в своей комнате общежития неделями, затем прийти и завалиться спать в рабочий полдень. Никому не давал отчета, а просто ловил кого надо – пойманного обычно оформляли другие. Помнил клички и особые приметы всех приморских преступников, но не запоминал лица соседей по общежитию.
Еще говорили, что он тайный палач и в подвалах НКВД исполняет смертные приговоры. Но в те времена и без того хватало желающих выстрелить безоружному в затылок.
Бойко не окончил фразу:
- Зачем ты пришел сюда? Зная мою славу, это может быть опасно.
- Бросьте, товарищ капитан...
Бойко одними глазами показал: нет. Зотов поправился:
- Бросьте, Владимир Андреич, вы же не партийный, никому ничего дурного не сделали.
В ответ Бойко поморщился – кисло и зло.
- Я не партийный. Я никто. Вдобавок я битое никто… Ну что в городе слышно?..
И Зотов стал рассказывать, спокойно и ровно, совсем как много раз до этого. Будто Бойко его начальник, они встретились в коридорах и теперь курят папироски, стоя у какого-то окна.
Зотов рассказывал то, что никогда бы не рассказал своему нынешнему начальству. В самом деле, иные упомянутые были будто их общими хорошими знакомыми. А что пришедшим из-за тридевяти земель скажет фамилия местного спекулянта или самогонщика? Или то, что бабкам на базаре пытаются подсунуть фальшивые советские деньги? За такое донесение не похвалит начальник вспомогательной полиции – слишком мелок масштаб. Да и жутко оно далеко от народа, начальство нонешнее, не то, что Владимир Андреич.
- А еще в городе, говорят, видели Колесника. Может, брехня…
Бойко поморщился в ответ.
- Не брехня, я сам его видел.
- И что вы с ним сделали? – Зотов затаил дыхание, предвкушая безжалостные подробности.
- А ничего. Что я с ним мог сделать.
Бойко попробовал семечки и отставил таз в сторону.
- Пожалуй, готово, угощайся…
Стали плевать семечки, шелуху выбрасывали в окошко.
- А ты устроился? – спросил, наконец, Бойко.
Зотов кивнул, задумался, потом начал:
- Если хотите, я передам фельдфебелю, замолвлю про вас словечко. Вас наверняка-то возьмут.
- Не хочу…. Наше время кончилось, Зотов. Глупо делать вид, что ничего не изменилось, что все по-прежнему. Я уже не капитан Бойко, ты – не старшина.
- Да нет, есть вещи, что не меняются. Знаете, где я нынче стою? Возле базара, напротив фабрики. Совсем где я и раньше стоял.
- Ты бы там стоял, если бы у тебя винтовки не было, если бы немцы тебя не приняли. А меня никто не пустит в мой старый кабинет. В крайнем случае – поставят рядом с тобой у базара. А может, сразу и к стенке…
- Ну, а что в этом плохого. Для начала постоим вместе. А там, может, у вас получится сыграть по немецким правилам.
- Я играю только за себя, – сказал, будто отрезал Бойко.
- Вы бы к нам, что ли, зашли. Хозяйка-то моя на стол накроет, может и чекушку выставит, чтоб мы, значит, помянули старые времена.
- Спасибо, но твоя жена вряд ли будет рада меня видеть. Да у вас там, наверное, тесно. Как там дочь с внуками?..
- Ваша правда, Владимир Андреич. Зять-то в армии…. В Красной… Вот дочь-то и съехала. А хозяйка говорит, мол, иди к немцам полицаем. Глядишь, немцы дочь не тронут.
- Вернутся Советы – они тебя тронут.
- Я старый. Меня не так жалко.
Разговор не склеился. Зотов помялся, ссыпал семечки из ладони обратно в таз, вернул винтовку на плечо, уже возле двери остановился: