- Помните, как вас зовут?.. – спросил врач. Вопрос был будто бы лишним – контузии вроде бы не было. Но после такой комы можно было ожидать всякого.
- Помню… Николай… Гу… Гусев…
- Отлично, товарищ майор. Мы подымим вас на ноги. Я постараюсь, чтоб первым поездом вас эвакуировали в глубокий тыл.
- Куда?
- Ну, например, в Ташкент… Там тепло, нет бомбежек. Отдохнете, наберетесь сил…
Чуть не в первый раз раненый застонал.
-//-
Солнце убегало на запад – прорывалось через все фронта, отрывалось от авиации всех наций – со звездами на фюзеляже, с крестами, кругами и опять со звездами, но уже другими.
За солнцем, теряя звезды, неслась ночь. Луна светила скупо, видимо, по нормам военного времени.
В темноте мир казался иным – все заливалось черной краской, смерть в ней была не такой заметной.
Спали города сном, будто даже еще более крепким, чем до войны. Ибо огонь стал дорог: керосин влетал в копеечку, а по незанавешенному окну могли запросто отбомбиться.
И люди старались ложиться спать пораньше, закрыть глаза, забыть эту войну, проспать как можно больше, оставаться в небытие, в неведенье как можно больше.
И постараться умереть своей смертью. Во сне…
-//-
Утро выдалось на славу. Солнечное, развеселое, будто не осень, а самая что ни на есть весна. Но на него было хорошо смотреть из окна тепло натопленной хаты, поскольку на улице было прохладно.
Бойко думал его проспать с чистым сердцем, но его разбудил холод, заползший в хату через все щели. Владимир ворочался, пытаясь закутаться в шинель как в кокон. Но если он укрывался ею с головой, то задыхался от запаха пота и шерсти, высунув голову, он тут же начинал мерзнуть.
Проворочавшись полчаса, он растерял остатки сна и все же поднялся.
В печи остыла зола, вода в тазе была просто холодной.
Утро было ранним – никак не больше восьми часов.
Он разделся по пояс и пошел к колодцу, долго умывался, потом вернулся домой.
В сердце кружило какое-то волнение.
Затем Бойко засобирался.
Я просто иду гулять, - оправдывался он. - Пройдусь в город, посмотрю, что там нового. Я не собираюсь идти к Зотову.
Но, конечно же, ноги сами вынесли его к комендатуре.
А что тут такого, - думал он. - Я тут рядышком жил…
Зотова рядом с комендатурой не был. Впрочем, который час, Бойко тоже не знал. Свои часы он разбил в пылу рукопашной схватки, а куранты над площадью то ли поломались, то ли остановились и вторую неделю показывали половину двенадцатого.
Но десяти, вероятно, еще не было.
Бойко присел на ограду, в метрах тридцати от входа в комендатуру. Он думал, что его или прогонят, или спросят документы, которых у него не было. Но немец у двери лишь смерил его взглядом, почесал подбородок и остался на своем посту…
Бабка на углу торговала пирогами с ливером. Невыносимо вкусно пахло постным маслом. Но денег не было. Взять и украсть? Схватить да деру?.. Уж больно хорошо пахнет. Съесть, а затем дворами в Шанхаи. А там постучаться в любую хату, сказать, мол, Бойко ищет Колесника, передайте дальше…
Наконец, со стороны базара появился Зотов. Владимир не стал вставать ему навстречу, даже не стал делать знак, что он пришел. Пройдет мимо - ну и ладно, не больно надо.
Но Зотов не прошел, а остановился рядышком:
- Пришли-таки, - вздохнул Зотов.
Вздохнул не то чтобы тяжко, не то чтобы громко, но Бойко понял – не появись он у дверей жандармерии, Зотову бы жилось проще. Но, меж тем, Зотов вовсе не выглядел удивленным.
- Давно ждете? – спросил он.
Бойко пожал плечами.
- Тогда еще подождите, Владимир Андреевич…
Ушел в здание – скоро вернулся с фельдфебелем. Показал тому на Бойко. Немец посмотрел на Владимира зло.
«Занесло же меня…» - подумал тот. – «Может, бежать?..»
На мгновенье ему показалось: это западня, его сейчас скрутят. А он, дурак этакий, полез в ловушку сам.
Но нет, немец кивнул головой: «Следуй за мной».
Поднялись на третий этаж, прошли коридором. Двери в нужный кабинет были открыты настежь, поэтому стучать не пришлось.
Владелец кабинета о чем-то говорил по телефону. Разговаривал, конечно же, по–немецки, говорил громко, и казалось, будто он ругает кого-то
Одними глазами указал на стулья у стены – садитесь. Оба остались стоять.
Телефонный разговор продолжался. Фельдфебель показал: ну так я пойду. Не прекращая разговаривать по телефону, хозяин махнул рукой: свободен.
Что я здесь делаю, - пронеслось в голове у Бойко, - мы никогда не сможем друг друга понять, мы чужие.
Наконец, трубка легла на рычаги аппарата.
- Shprechn zi Deutch? – сразу же спросил хозяин.
- No… Nien. Нет в смысле…
Ну, вот и все, - подумал Бойко, - собеседование закончено.