Конечно, молва имеет свойство раздуваться, и уже лет через десять ребята, составлявшие итальянцам компанию, рассказывали, будто они плавали с аквалангами.[1]
Но это случится нескоро, да верить им никто не будет…
-//-
В то время, когда на одном конце города остывал танковый двигатель, к другой окраине подходил иной солдат.
Он потерял пилотку, но не голову, обломал штык в теле какого-то врага, но не выпустил из рук карабин. Он потерял свою армию, но не растерялся сам.
Получилось так: пока его батальон держал оборону на берегу реки, немцы ударили чуть выше, в стык между армиями, навели понтонные мосты, быстро протолкнули по ним танковые группы. Те разошлись веером, одна развернулась на юго-восток, вышла к морю, завершив окружение.
Прежде чем идти на прорыв, в разведку послали несколько групп. Когда группа Бойко вернулась, оказалось, что части на месте нет – по этому месту пронесся танковый клин, разметал пехоту. Потом… Да так ли это важно, что было потом? Боевой части больше не существовало.
За разбитой полуторкой они устроили совет. Бойко был не к месту красноречив:
- Когда крысы бегут с корабля, я понимаю крыс. Неумно из-за патриотизма пускать пузыри. Я всегда приводил тех, кто уходил со мной, назад. Но я устал, слагаю с себя командование. Не буду больше отдавать команды и не хочу их исполнять.
У всех было свое мнение, и каждый поступил по-своему. Один пошел сдаваться немцам. Это был неправильный ответ, и через полгода он сгинул в каком-то концлагере.
Другой отправился на восток, чтобы пробиться к своим. Почти сделал это, но увидел немецкий патруль чуть позже, чем надо. Был застрелен в короткой стычке, затем похоронен у дороги, стал еще одним неизвестным солдатом.
Бойко двинулся на запад.
День переждал в одиноком домишке. Хозяин предлагал сменить одежду на гражданскую и утопить винтовку в колодце. Но Бойко лишь спорол нашивки, а в карабин вцепился до того, что побелели пальцы. И улыбнулся так зло, что хозяева попятились из комнаты.
Ушел почти ночью, переплыл реку – рубеж, на котором он дрался всего две недели назад.
Еще через два дня вышел к предместьям Миронова, к городу, откуда он ушел добровольцем, уверенный, что скоро вернется с победой.
Спрятал винтовку в стогу сена, прошелся городом. Подворотнями дошел почти до центра, вышел на задний двор своей бывшей работы, к зданию, где размещался когда-то уголовный розыск – Угро.
Но все здесь было иначе, во дворе стоял бронетранспортер, возле него курили солдаты, одетые в серую униформу.
Общежитие НКВД, в котором он когда-то жил, частично лежало в руинах – что было тому причиной, установить Бойко не представлялось возможным. Да и не то сильно его волновало.
Бойко обошел с полдюжины приятелей, но их или не было дома, или они боялись высунуть нос. Вышедшие женщины предлагали убраться подальше – да хотя бы к черту.
В некоторых брошенных домах квартировали немцы.
Но крышу над головой Бойко нашел быстро.
Только то и слово было, что крыша. Тот дом до войны принадлежал главному агроному пригородного колхоза. Как рассказали потом соседи, старый владелец покинул свое жилище еще за неделю до того, как в город вошли немецкие части.
Эвакуировался обстоятельно, без спешки, погрузив мебель на поезд, семью – в машину. То, что везти было неудобно – раздал тем, кто оставался. Но после его убытия соседи пришли в дом еще раз и вынесли из комнат абсолютно все вплоть до дверей и окон.
Дело довершила бомба, сброшенная во вневременье, ночью, с неопознанного самолета. Не то пилот отбомбился по огням, не то просто сбросил бомбы, не пожелав возвращаться с ними на аэродром. Бомба, прежде чем взорваться, упала в лужу, подняв фонтан грязи, зарылась в землю. На мгновение замерла, но внутри продолжалось движенье - игла наколола капсюль, огонь пробежал по каналу, в секунду сгорело все содержимое, разорвав корпус бомбы, расколов тишину. Осколки посекли ветки в саду, с корнем вырвали дерево.
Стены дома вздрогнули, пошли трещинами, но устояли. В округе посыпались стекла...
Дом был не в блестящем состоянии, но другие были еще хуже, и Бойко остановился здесь.
На чердаке он нашел пару пустых мешков, повыдергивал гвозди из разбитых ящиков, завесил мешковиной окна, из самого большого мешка сделал занавеску на дверь.
Нашел еще таз, который не забрали по причине небольшой дырки в днище.
А в сарае обнаружилось подвешенным под потолком полкуля семечек подсолнуха. То ли семена берегли под несостоявшийся опыт, то ли просто повесили под крышу от мышей, но мешок пощадили и люди, и грызуны.
Глубоко ночью Бойко сходил за карабином, завернул в шинель, пронес его в город, спрятал под крышей. Затем развел в печи огонь, поставил на огонь таз, насыпал туда семечек.