На эстраде бородатые мужики в красных рубашках играли на гитарах, лениво изображая цыган.
- Садимся здесь, - указал Ланге на столик почти у входа.
- Да вы что! Он же нас заметит!
- Ну вот, опять вы за свое! – поморщился Ланге. – Заметит, заметит, заметит… Пусть замечает!.. Мы не станем прятаться. А вот если забьемся в угол, он тогда точно подумает, будто мы за ним следим, вынюхиваем…. А мы просо отдыхаем. Музыку опять же слушаем. Да садитесь уже! На нас смотрят.
Отто сел лицом к эстраде, входная дверь у него была справа. Бойко же сел по левую руку от Ланге, и получалось, что дверь была перед ним, а эстрада слева.
Подошел официант в русской рубахе, подпоясанной красным кушаком. Подал меню. Несмотря на то, что ресторан был только для немцев, меню было написано на двух языках. Слева – по-русски, справа – по-немецки.
Ланге сделал заказ, официант испарился.
Когда музыканты отыграли «Три гитары за стеной» и затянули «Барселону», ту самую, которую обычно пел Петр Лещенко, на пороге заведения возник Гусь.
Возник так неожиданно, что Бойко чуть не поздоровался с Николаем.
Но спас официант, принесший водку и холодные закуски.
Гусь прошел через зал и сел за столик у окна, так что и Бойко и Ланге могли видеть его краешками глаза.
Он сделал заказ, стал читать принесенную с собой газету.
- «Voelkischer Beobachter», – рассмотрел через три стола название Ланге. - А что?.. Самообладания ему не занимать. И не скажешь, что славянин. Как есть немец чуть с примесью курляндской крови. Я рад, Владимир, что познакомился с таким незаурядным преступником. Когда мы его арестуем, он, безусловно, станет украшением моей коллекции.
- Прошу вас тише… Он может нас услышать!
- Да полно вам! Было бы еще забавно устроить какую-то провокацию. Может, истребовать у официанта гуся в яблоках и отправить от нашего стола его столу. Интересно отследить его реакцию. Вы знаете, сейчас во мне борется будущий ученый и нынешний сыщик…
- Отто, прекратите, пожалуйста.
Ланге улыбнулся краешками губ.
- Успокойтесь, Владимир. Я же шучу.
- Надеюсь на это.
Принесли заказ. Ужин, действительно, отвлек Ланге от Гуся. Ел он с аппетитом. Через четверть часа Бойко поднялся.
- Я выйду.
- Туалет справа по коридору.
- Я найду.
- Не сомневаюсь.
Пока Бойко отсутствовал, оркестр успел сыграть только «Хотел бы единое слово». Когда Владимир сел на свое место, Ланге откровенно повернулся на стуле:
- Видите ту дамочку?
Спутать ее было не с кем – в помещении ресторана это была единственная барышня.
- Кто бы вы думали это? - Ланге отсалютовал ей наполненным бокалом. Та засмеялась пуще прежнего.
- Ну откуда мне знать.
- Это сестра милосердия из госпиталя. Ее посылают на футбол – вдруг там случится растяжение или перелом. Там мы и познакомились. Ходили бы на игры с нами, тоже были бы знакомы.
- Спасибо…. У вас какие-то дурацкие законы насчет чистоты расы. Не хотелось бы из-за милых глазок к стенке стать.
- Насчет наших законов попрошу не выражаться. Это раз. Два – кто говорит, что все надо доводить до постели. Разве не удовольствие провести час в обществе прекрасной дамы, погулять с ней по набережной. Станцевать тур вальса…. А в-третьих… В-третьих, мой дорогой Владимир, она не из наших, она из ваших…
- Простите?
- Она русская. Дочь то ли генерала, то ли полковника в эмиграции какого-то. Эмигранты, знаете ли, мечтают вернуться на родину. Но министерство пропаганды против, иначе большевики развернут контрпропаганду: «с немцами идут помещики, белая кость». Но часть все же просачивается как писари, врачи, переводчики…
Наконец, поставили заказ и перед «фон Фогелем».
Поставив поднос на стол, официант чуть сдвинул тарелку, под ней лежала свернутая в четвертушку салфетка.
- Эту записку, - сказал официант. - Вам просил передать один господин.
- Какой еще господин? – удивился Николай.
- Этого он велел не говорить.
- Мне, вероятно, надо ему ответить…
- А на это велено передать: нет, не надо.
Гусев понял, что ничего от полового не добьется:
- Пошел вон, дурак…
- Слушаюсь…
Гусев развернул записку, не таясь, но и без лишних движений: спокойно, уверено.
Всего шесть слов…
«Дурик, - гласила записка. - За тобой следят. Рви когти».
На мгновение в душе взорвалась паника. Промелькнула мысль – уйти в окно. Тут же возник вопрос: а как же счет в ресторане? Мысль о том, что за ним по городу будут гнаться официанты, показалась смешной. Гусев улыбнулся ей. Поднял глаза вверх, будто задумался, вспомнил что-то. Потом обвел взглядом зал. Записку передавали ему – тут не могло быть сомнений. Мала вероятность, что здесь есть еще один человек на нелегальном положении. По-русски понимали тут тоже далеко не все.