Орлангур взглянул с удовлетворением. По крайней мере, промокшей ныряльщице так показалось.
– Теперь хлопни в ладоши и произнеси заклинание очищения, – повелел Дух Познания, смежив веки. – Да брось ты этот камень, раз он тебе мешает. Что ты с ним носишься?!
От последнего повеления Мириам оторопела: как бросить? Взять и бросить? Разве светоч не стал магическим талисманом, наградой за бой с черными смерчами? Зачем тогда сотворил его и посылал в море?
Всеведущий Дракон издавал какие-то странные звуки, похожие на сдавленное шипение. Глаз при этом не открывал. А Мириам совсем растерялась. Так и замерла по колено в воде с высохшим камнем в руках, когда поняла: «Да он издевается!». И с возмущением отшвырнула камень.
А Золотой Дракон уже открыто трясся от смеха.
– Ты очень органично входишь в этот мир, жрица равновесия, – наконец успокоившись, сказал он прежним, сильным голосом. – Совсем почти как человек. С мыслями и чувствами, готова попирать столпы Упорядоченного, сотрясать по возможности пласты реальности, проходить через непроходимое, и пасующая перед тем, кто над тобой смеется. Выйди на берег, на берег твоей новой родины. Ты станешь хранить ее тайну и силу.
– Вот это?
Мириам ужаснулась: ее, Хранительницу Леса, окружала пустыня, гористая и безжизненная. Соль хрустит под ногами. Ни травы, ни столь любимых ею деревьев. А из зелени только маслянистая вода.
– Да, ты прекрасно с нею управляешься. Уже проявила род своей магии. Потом поймешь, какой именно. Знай только, не должно это место попасть к тем, чьи руки и помыслы суть разрушение.
Никогда бы дева Лесов Лассия не дерзнула противоречить и перебивать Великого Духа Познания, но ведь сам он дал ей другое имя, другую внешность и воздух нового мира, похоже, совсем изменил кроткую деву:
– Несправедливо, Великий! Тут же выжженная солнцем земля, а я… Ты наказываешь меня! Лучше убей просто! Тут камни, и соль, и песок, и даже ила в воде нет! Ничего живого! Несправедливо; я думала, мне доверят жизнь, а…
– А речи о справедливости не было. Только о втором шансе. И он был дан тебе. И ты снова справилась только на «почти». Как и в первый раз, в дубовой роще, ты стояла и смотрела на гибель живых, решив, что кто-то за тебя спасет твоих, кто-то более могущественный, кто-то великий вмешается. А потом лила слезы на пепелище. Стоя здесь, в море соленой воды, подобной слезам, выплаканным тобою, ты снова стояла и смотрела…
– Я растерялась, но не струсила. – Щеки Хранительницы пылали, она знала: Орлангур прав и не прав одновременно. Он говорил суровую правду, не давая спрятаться за чувствами, как за одеждой. И оттого Мириам чувствовала себя голой под взглядом этих восьми зрачков.
– По суду без страстей ты снова виновна в гибели живых существ, так как не остановила брандейцев сразу же. И будешь причиной еще немалых смертей. Слуги хаоса остались живы и даже прорвались в другой мир Упорядоченного. Заслуживаешь ли ты после всего сделанного даже мысли о снисхождении? Справедливо ли просто оставить тебя в живых?
Человек на песке потерял четкие очертания, его образ задрожал, как мираж в раскаленных песках, и золотое сияние чешуи пробилось сквозь телесные черты, слепя и выжигая сомнения в справедливости сказанного. И из огня воспоминаний на Мириам смотрел молодой дракончик, заживо сгорающий в петлях стекленеющего смерча, безмолвно кричала девушка с косой, клоками отрезанными прядями волос, первородный эльф прикрыл в предсмертной муке свои фиалковые глаза… Их всех и многие тысячи других в одно мгновение увидела дева. Они стояли длинными, уходящими в небытие рядами, меж зеленых дерев ее дубравы, и тела их плавились, становясь черной сажей. Стыд и горе, бессильное горе пронзили сердце Хранительницы.