Карты в их руках самодельные, чёрно-белые.
Играют эти мужики не на деньги, а на сухари, сделанные из хлебного мякиша спёртого из столовой.
Сухари у «добровольцев» величайшая ценность, после «Лесной Книги» (аналог библии), ведь здесь любая волюта не имеет никакой цены. Да и нет здесь ни у кого денег. Даже у командующего нет ни одной монеты.
Эта крепость тюрьма для всех. Если ты попал сюда, то ты здесь и останешься. Если человека пошлют в это богами забытое место на год, то будьте уверены, он будет носить синюю форму до конца своей жизни.
В бараке были молодые и старые, солдаты и гражданские, рабочие и художники, писатели и школьные учителя.
Местный авторитет, например, раньше был студентом, потом солдатом НРИ, потом трусом. После труса он был бойцом роты смерти. Там он наравне с мужчинами и женщинами шёл в атаку, держа в руках старое оружие и донашивая самые хреновые защитные костюмы.
Он убил многих и потерял многих, но его командованию не хватило этого. Для них он ещё не до конца загладил вену.
И вот молодого парня отправили сюда, надели на него синюю форму и сказали: «через год мы тебя заберём».
Тридцать лет он уже здесь. Он пережил всех людей, приехавших сюда с ним. Он заработал уважение двух командующих, а так же высокую должность среди «добровольцев». То есть он стал «паханом», при этом, не являясь преступником.
Зовут авторитета Самуил Гармаш или Центнер. Прозвали его так из-за лишнего веса, от которого Центнеру никак не удаётся избавиться. Жизнь в этой крепости и каждодневная работа не помогли ему сбавить веса. Разве что немножко.
У Центнера коротко постриженные каштановые волосы, сильно посидевшие за тридцать лет в крепости. Густая щетина, абсолютно седая на подбородке. Нос широкий и мясистый, с прыщами, как и круглые щёки. Область кожи, на которой растут брови, словно опухшая. Уши маленькие.
Поверх синей формы Центнер носит короткошёрстную шубу без рукавов.
Центнер не только пахан, но ещё и хороший друг Егеря.
Егерь налил Центнеру спирту, а потом и Жекану со Степаном. После них подошла очередь других «добровольцев».
Каждый подходил к Егерю с кружкой в руках, чтобы попробовать желанную жидкость.
Один очень чудной человек, после того как в его кружке закончился спирт, взял чистую тряпку, протёр её покрытые спиртом стенки кружки, намотал тряпку на палец и стал посасывать его словно младенец соску.
Да, странный народ собрался в этом бараке.
Тут есть человек, собирающий дохлых жуков, которым не повезло попасть в этот барак.
Здесь даже поэт есть. Он крадёт бумагу со склада в небольших количествах и пишет стихи.
— Егерь, скажи, а сколько ты здесь? И как дела у Кирилла? — Быстро спросил Жекан.
— Да-а-а… я не знаю, как дела у Кирилла. Я его давно не видел….
— А спас он своих людей?
— Э-э-э… да…. В новом месте поселился и людей своих туда устроил. Я-то ушёл оттуда почти сразу и продолжил быть сталкером, пока мне не запретили. Коммунисты хотели меня себе в армию заграбастать. Я послал их в жопу и убежал сюда. — Егерь глотнул спирту прямо из горлышка трёхлитровой бутылки.
— А почему вы в бараке, а не в казарме? — Спросил Степан.
— Я свободно могу перемещаться по крепости. Я ведь единственный настоящий доброволец в этом месте. — Егерь усмехнулся. — А ещё я незаменимый боец. — Спирт снова попал в организм Егеря.
— Как же всё должно было совпасть, чтобы мы с тобой оказались в одной крепости? Боги явно на нашей стороне. — Сказал Жекан улыбаясь.
— Ага…
Дверь в барак открылась. С улицы в помещение проник прохладный осенний воздух.
Те, кто сидел поближе к двери, вздрогнули.
Зашумел барабан.
«Добровольцы» встали и пошли из барака.
На улице лил дождь как из ведра. Крупные капли ударялись об кожаную форму и разлетались на множество мелких частиц. Даже столь сильному дождю кожаная форма была не по зубам.
Сегодня «добровольцам» предстояло продолжить починку южной башни, добычу камня и чистку загонов для скота.
Степану повезло. Его послали добывать камень. Лучше пахнуть потам, чем свиным дерьмом, а в загонах его очень много.
«Добровольцев» отвели за пределы крепости. На севере, возле леса, находились залежи камня.
Десятки больших каменных глыб обвитых корнями покрывали землю. Этих могучих великанов было нелегко повредить.
Степан со своей великолепной физической подготовкой и тяжёлой киркой не мог отколоть от глыб даже маленького кусочка породы.
Центнер быстро вспотел. Пот из его кожи сачился так, как будто он пробежал марафон. Не смотря на это, Центнер работал как заведённый, не обращая внимания на усталость и жжение вспотевшего лица. Он не мог подорвать свой авторитет, хоть и авторитет этот был безграничен.
Центнеру не нужно было ничего доказывать. Все и так беспредельно его уважали и ценили. Даже самый матёрый уголовник при встрече с ним станет приветливым и добродушным, потому-что по-другому нельзя. Центнер слишком много отдал этому месту. Жизнь, будущую карьеру, здоровье, душу, а так же три пальца на левой руке и один на правой.
Степану тоже суждено отдать всё этому месту. А если он не отдаст, то крепость заберёт это силой.
Кирка ударила по камню и звякнула. Камень треснул, от него отделились с десяток мелких кусков. Дело сдвинулось с мёртвой точки.
Ещё один замах и удар. Трещина расширилась. В ладонях почувствовалась слабая боль.
Много лет назад у Степана так же болели запястья. Только тогда он не колотил киркой по крепкому камню, а стрелял из станкового пулемёта по молодым парням, по глупости своей попавшим на фронт.
Отвыкли руки Степана к подобной работе. Для них привычно удерживать трясущийся от отдачи автомат, а не заниматься подобным дерьмом.
Удар и ещё парочка ударов. Мозоль лопнула. Чтоб её…
Сегодня кажется всё против Степана. Завтра будет так же. И послезавтра, и через неделю, и через две. Теперь всегда всё будет против него.
Его тело будет медленно слабеть и тощать, и стареть. Он будет редко отбивать атаки орды или зверья. И так много лет подряд.
Если он вернётся домой, то он не узнает там ничего. Всё в том месте станет для него не таким и не родным. Жена уже постареет к тому времени. Наверняка заведёт себе другого мужика. Степан молится, чтобы это так и оказалось. Он хочет лишь счастья своей любимой. И если уж он не сможет никогда подарить ей счастье, то пускай это сделает кто-то другой. Подарит ей детей, ведь Степан не успел этого сделать. Он всё хотел подняться повыше по карьерной лестнице, чтобы быть дома, когда ребёнок родится, а не на опасном задании с которого он может не вернуться.
Поднимался, поднимался Степан по лестнице к хорошей жизни, и вдруг споткнулся и упал в самый низ. Для богини судьбы Алои, лишить человека всего, окунуть его в дерьмо, превратить его жизнь в ад, сущие пустяки, игра в которую она с удовольствием играет с другими богами.
Жекан работал легко, без нытья и отдыха. Он привык к тяжёлым физическим нагрузкам. В прошлом месте жительства его научили правильно держать кирку, и не только её. Он и кувалдой, и топором поработать успел.
— Степаныч, чё отстаёшь? Ты как будто не разведчик, а салага обычный. — С усмешкой сказал Жекан.
— Рёбра мешают. Болят до сих пор. — Степан кривил лицо от резкой, но не продолжительной боли.
— Тебе дорогой товарищ ещё повезло. — Начал говорить Центнер. — В Москве, в самом кремле, есть один человечек. Он не высокий, щуплый, дряхлый, но ужасный. Если человек и в особенности высокий чин услышит рядом протяжный кашель, то он сразу срёт в штаны, не боясь при этом опозорится. Ведь кашель этот может означать, что за тобой пришёл мастер боли Росчек. А это означает, что тебе гарантированы часы, дни или недели невыносимой боли и страданий.
Росчек бог боли воплоти. Он питается болью и страданьями людей, и ему плевать какого возраста человек. Он и двое громил отводят людей в самые глубины подвалов кремля и делает там с ними всё, абсолютно всё, что захотят. И даже если человек расколется, выдаст ему всю информацию, Росчек продолжит мучать его, чтобы ещё что-нибудь выпытать, или просто для удовольствия.