Степан сидел у костра, помешивая похлёбку. Еды в его рюкзаке не осталось. Всё было положено в котелок. Получилось немного и не густо.
Шарик положил голову на колени хозяина и начал ожидать вознаграждения за проделанные труды.
Снегопад закончился. Температур воздуха упала ниже плинтуса. Даже возле костра было нормально не согреться. От малейшего ветерка становилось морозно.
Степан обнимал шарика, чтобы согреться. Пёс был не против. Его интересовала только еда. Он не отрывал взгляда от котелка.
— Степан! — Услышал разведчик сзади.
Пёс вскочил и злобно залаял.
— Шарик фу. — Сказал Степан и встал.
Из темноты к нему вышел Джонатан. Продрогший и покрытый инеем. Он весь дрожал, на ногах стоял не уверенно.
— Я думал, что ты погиб. — Сказал ему Степан.
— Я тоже думал, что мне конец, но я выжил. — Сказал Джонатан выпуская пар из рта.
Степан подошёл к нему и обнял. Парень был холодным как лёд.
Пришлось помогать ему снять лыжи, усаживать его к костру и заставлять Шарика сесть к нему на колени, дать обнять себя.
Шарик был не доволен, но кто его в этой ситуации слушать станет. Джонатану нужно было тепло.
Степан достал из вещмешка Джонатана миску и наложил в неё горячую похлёбку.
— Вот держи. Ешь потихоньку. Не обожгись. — Джонатан принял из рук Степана миску и не спеша начал есть, хорошенько дуя на еду, потому что уж слишком сильно она обжигала промёрзшие, потрескавшиеся губы.
Шарику тоже был брошен кусок сваренного жира, чтобы пёс не лез в миску к человеку.
Степан хлебал еду прямо из котелка.
— Когда мы разделились, я думал, что всё, конец. В меня стреляли. В мешок вон попали. Но не понятно каким чудом выбрался. О-о, боги как же долго я брёл по этому грёбаному лесу. Думал уже развести костёр, но увидел свет, а потом и тебя. — Сказал много слов Джонатан и положил в рот ещё похлёбки.
— Надо было давно костёр развести. — Сказал Степан, отдавая псу немного мяса.
— Я боялся, что за мной до сих пор гонятся, что свет заметят.
— Да кому мы на хер нужны? Эти ежкисты уже давно плюнули на нас.
Джонатан помолчал немного и спросил:
— А есть ещё похлёбка?
— Нет. Это всё. Остальное осталось у ежкистов.
— Ничего страшного. У меня есть немного колбасы и буханка хлеба, ну и соли чуток.
— Растянем как-нибудь на завтра. До Сталинграда осталось немного. — Степан лёг на разложенные по снегу ветки.
— И сколько же нам осталось идти? — Спросил Джонатан, смотря на стволы огромных деревьев, вершины которых терялись в темноте.
— Дня два, если всё хорошо пойдёт. — Ответил Степан, вглядываясь в темноту над головой.
— Тогда нужно молится, чтобы остаток пути выдался хорошим. У вас вообще принято молится? Ну, у коммунистов. Я слышал у вас с этим не очень.
— С недавних пор можно. Раньше запрещено было. Теперь если
захочешь можешь в церковь пойти. У нас только, у церкви никакой власти нет. Она ничего не решает и на политику страны не влияет. Поэтому и церкви у нас все простенькие, Деревянные всё в основном, без золота и прочей дряни.
— А раньше почему была запрещена?
— Ну, как почему, ну, коммунизм, церковь наш враг и всё такое. Я тебе сейчас марксизм-ленинизм разъяснять не буду. Просто скажу, что с незапамятных времён, ещё при Ленине и Сталине велась страшная борьба с церковниками, что пили они кровь у рабочих и крестьян не хуже буржуев. Это война настоящая была. Где кровь проливалась. Святоши на наших как в средние века, крестовыми походами, фанатиками, а мы им силой коммунизма отвечали.
— Ты так говоришь, словно агитацию проводишь. — Подметил Джонатан. — Издержки профессии?
— Как в учебнике истории было написано, так и говорю. Правда то или нет, я не знаю, других учебников у меня в школе не было. А в них говорилось так, что война, что фанатики и много крови пролилось. А у вас чего в учебниках?
— У нас ничего такого нет. Про Россию там мало чего есть. Всё в основном про Францию.
— И чего там, про Францию говорят? — Степан привстал.
— Ну, там, революция описывается, наполеоновские войны, много чего ещё.
— Понятно. А про холодную войну, что-нибудь есть? — Степан опять прилёг.
— Есть. — Джонатан начал и себе собирать лежанку из веточек. Разогрелся парняга, раскраснелся. — Что Франция в ООН была и сражалась с агрессоров, СССР. Там тоже много крови пролилось.
— Чужой правда.
— Много чей.
— И сейчас много проливается. Как и тогда Джонатан. Люди убивают людей за разные мерзкие и недостойные причины, прикрывая это всё идеологией и религией. И это никогда не закончится.
— Может и закончится? Вот сейчас на нас орда идёт. Такую силу не победить СКГ, или НРИ. Только все вместе они победят. Так может и объединятся?
— Мы же только что про холодную войну говорили. Перед ней ведь другая война была. Сам знаешь какая. Все объединились против общего врага, скрыли общее омерзение друг к другу и победили вот такую же орду. И долго потом продлилось их объединение? Да оно сразу же развалилось.
Джонатан лёг, подложив под голову мешок и отогнав от него ещё голодного Шарика.
— А если на этот раз всё будет по-другому? — Спросил Джонатан после долгого молчание.
— Зачем гадать? Потом сами узнаем. — Степан закрыл глаза.
Шарик патрулировал освещённый участок местности.
Джонатан не спал, боясь будущего.
Глава 10: Не время
Не только Джонатан боялся будущего.
К концу первого дня Степан и его напарник встретили промысловиков, которые везли в Сталинград пушнину.
Дед — глава промысловиков — так же боялся будущего, надвигающейся катастрофы. От него Степан и Джонатан узнали, что столица Французской Колонии разрушена и теперь орду от границ СКГ отделяют сотня километров, да редкие очаги сопротивления французов. Из-за чего мобилизация прошла с ускоренными темпами. И вот теперь промыслом приходится заниматься совсем молодым юнцам, бабам и старикам.
В группе промысловиков и правда не было видно ни одного мужчины призывного возраста. Все ушли на призывные пункты с повестками на руках.
Молодые парни и женщины выглядели не очень аутентично в промысловых комбинезонах, с ружьями и винтовками, с ножами и револьверами. Но такова уж их участь. Тот, кого не заберёт фронт будет вкалывать до потери сознания, чтобы их близким в траншеях всего хватало. Такой мобилизации страна ещё не видала. Даже в самые страшные периоды войн с империалистами и буржуями столько людей не уходило на фронт одномоментно. Грядёт, что-то жуткое, что-то страшное, такое, что зальёт всю землю кровью.
Орда сошла с ума. Вожди орды пуще прежнего захотели человечий крови. Степан не понимал, как они решились собрать такую силу и повести её на людей. Они же такого не делали никогда. Да даже люди в новейшей истории такого не делали. Даже «чистые».
— А вы зачем в Сталинград? Тоже на фронт? — Спросил молодой парень с горящими глазами. Ему видать тоже хотелось на войну. Посмотреть на неё хоть одним глазком. Он, наверное, и промысловики то подался только потому что здесь пострелять дают.
— Да парень. Так и есть. Сделаем дела и пойдём с другом. — Ответил Степан улыбаясь. Не стал говорить пацану про ужасы войны, про то что не надо ему туда лезть. Не нужно вечер этим портить.
Парень заулыбался ещё сильнее и ещё более старательно начал чистить свой револьвер. Штучка кстати была для него великовата, «наган» промысловый, или «зверь» как его ещё кличут. Калибр 357 магнум. В принципе от обычного «нагана» мало чем отличается. Только размерами, количеством патронов и калибром. В Армии точно такой же используется, только 44-го калибра. Вещь и на фронте, и на промысле не заменимая. На фронте, если патроны в автомате закончились, а враг ещё прёт и прёт. А на промысле, если зверюг на твою группу набежало и из ружьишка в них особо не постреляешь. Собственно, «зверь» только для защиты от животных и использовался, а не для самой охоты.
— Ты с такой игрушкой то справишься? — Спросил у пацана Степан. Было парню от силы лет шестнадцать.