Чем дальше, тем меньше становилось на улице признаков жизни. Заколоченных дверей и окон с табличками «Газ отключен», «Электричество отключено» уже стало больше, чем неплотно занавешенных окон: в ожидании, когда будут готовы гигантские многоквартирные дома, люди переселялись во всевозможные временные жилища, и все чаще в узеньких палисадничках ржавели кастрюли и консервные банки. Напротив первого пролета забора из железнодорожных шпал, огораживающего доки, на бывшем кафе висела табличка, которая вполне могла бы сойти за его некролог: «Обслуживаем в порядке живой очереди. Предварительные заказы на места не принимаем».
— Ты не в доки, а? Там ведь собаки…
— Нет, не в доки, — Лес опять больно дернул руку Терри — мол, давай поторапливайся. — А только вот чего. Услышу еще хоть слово, не этого вот отделаю, а вас самих!
Терри опять стал вырываться. Пока они шли по улице, ему было боязно, но почему-то после того как он упал, страх, что ему грозит серьезная опасность, который охватил его на эстраде, немного утих: ему казалось, он заслужил, чтоб его сразу отпустили — только бы представился случай объяснить, что он говорил им чистую правду. А теперь, после слов Леса, стало опять страшно. Нет, хорошего от них не жди. И вместе со страхом с новой силой вспыхнула ненависть. Дядя Чарли прав: подонков надо душить в зародыше.
Внезапно Лес остановился. Только что, кажется, гнал Терри во весь опор, и вдруг — стоп.
— Живо! — скомандовал он. — Ныряйте сюда. Только чтоб никто не видал.
Они стояли около дома, такого же, как почти все другие на этой улице: к дверям приколочено рифленое железо, окна забиты досками, стены склизкие, позеленевшие от сырости. Разит мокрой землей, к самому крыльцу наползли улитки, и у полуразрушенной ограды палисадника мотаются кусты бирючины, которую давным-давно никто не подрезал. Из камней дерзко пробился пыльный бледно-желтый нарцисс. Мальчишки пригнулись, чтоб не налететь на мокрые кусты, толкнули Терри к дверям.
— Держите его! — коротко распорядился Лес.
Он отпустил руку Терри и стал с одной стороны отдирать железо. Но Терри не полегчало: слишком долго рука была круто заведена за спину, и, когда по приказу Леса мальчишки прижали ее к боку, от локтя до плеча ее пронзила острая боль. Терри громко вскрикнул.
— Тише ты! — Удар по лодыжке и опять жестокая боль, но Терри только молча сморщился. Он быстро усваивал уроки.
Лес с силой дергал с левого края серый лист железа. Гвозди кто-то вытащил еще раньше, и не без труда, но удалось немного оттянуть железо, образовалась щель сантиметров в тридцать — сорок. Лес всем телом навалился на упрямый лист, не давая ему вернуться на место.
— Ныряйте! — скомандовал он. — Все! Живо!
По- прежнему держа Терри мертвой хваткой, четверо мальчишек -двое впереди, двое сзади — боком протолкнули его в дыру.
— Теперь двое держите его, а двое — железо, чтоб мне пролезть.
Резкой команде Леса подчинялись беспрекословно. Мгновенная заминка — что кому делать, и вот уже самый быстрый бегун Мик и белобрысый коротышка крепко ухватили Терри, а двое других потянули железный лист на себя.
— С этой стороны! Не в середке, вы, недоумки! — чуть ли не простонал Лес; вымокший, злой, он боялся, как бы его кто не увидел. — Жмите, где я держу!
Эти двое, заметил Терри, как ни силились, не смогли оттянуть железный лист настолько, насколько ухитрился отогнуть Лес в одиночку. Но с трудом, ругнувшись раз-другой, Лес все-таки протиснулся, а потом протолкался между ними к лестнице, что круто поднималась вверх.
— Давайте сюда! Лезьте!
Хоть Терри и очутился тут не но своей воле, странное у него было чувство: будто, войдя в этот пустой дом, он нарушил чье-то уединение. Все равно как если б он вошел в дом бабушки, маминой мамы, после ее смерти: казалось, сами стены вопрошают, по какому праву они сюда вторглись. А дом и правда совсем как бабушкин, только поменьше, так же построен и не такая уж дряхлая развалина. Похоже, он пустует недавно. Попахивает отсыревшими обоями, покинутым, нетопленным в сырую погоду жилищем, да посередине, где прежде лежал коврик и сохранился лак, половицы грязные, но пол не загажен, не затоптан, не валяются обугленные бумажки, в уборную его пока не превратили. На это потребуется еще кое-какое время.
Все и так устали, а на крутой лестнице совсем обессилели, и последний шаг в комнатушку переполнил чашу.
— Во черт!
— Слава тебе господи!
— Ф-фу, еле допёр!
Но бедняге Терри, уж конечно, было хуже всех.
— А я и не знал про это. Давно обзавелся, Лес?
— Елки-палки! Местечко что надо!
Комнатушка эта, видно, была тайной берлогой Леса. На газете, покрывавшей сиденье плетеного кресла, осталась вмятина, а на каминной решетке полно куцых окурков. На стенах — некогда глянцевые футболисты, несколько красоток, выдранных из календаря, и грубо расчерченная, выкрашенная краской-азрозолью самодельная мишень для игры в стрелки, но Лес явно метал стрелки и в футболистов и в красоток. В занавеске нужды не было: сквозь закопченное окно свет сочился в комнату слабый и тусклый.
Лес нерешительно потоптался посреди комнаты, остальные сгрудились у порога вокруг Терри. Никто не знал, что сейчас от него требуется. Лес, видно, обдумывал, что делать дальше, — не вообще, а теперь. Терри неотступно следил за этим непроницаемым лицом, за движением каждого мускула и сощуренных глаз-щелок. Что бы там Лес ни решал, все скажется на нем, на Терри. Пленник ли он, заложник, жертва, — судьба его зависит от решения этого бога.
— Напра-во! — скомандовал Лес немного погодя, не дожидаясь, пока ему опять станут задавать вопросы. — Поворачивайся лицом к стенке!
Мальчишки грубо крутанули Терри, словно при игре в жмурки и ему водить, ткнули носом к пожелтевшим, в мелких розочках обоям.
— Все лицом к стенке!
Четыре пары глаз подозрительно прищурились. Трое крепко сжали губы, но один, Мик, ухмыльнулся. Самый высокий и сильный из четверых, он уже недалек был от того, чтобы в один прекрасный день бросить Лесу вызов.
— Пулять в нас будет! — недоверчиво, с издевкой произнес он.
Двое фыркнули в стену. Белобрысый, вовсе не понимая, чего теперь ждать, плюнул в розочку.
— Заглохни!
Все повернулись, как было велено, и молча стояли лицом к степе, только Мик эдак небрежно к ней привалился. Лес скомандовал всем одно и то же, это хоть как-то утешило Терри. Но весь сегодняшний вечер состоял из взлетов и падений, и всерьез он уже ни на что не надеялся, разве только самую малость на неожиданное помилование — может, Лесу и остальным все это наскучит или они заспешат по домам, и тогда ему скажут, чтоб проваливал, и напоследок наподдадут, чтоб побыстрей убирался. Он глядел на лопнувшие обои — еле заметный разрыв прошел по веренице розочек, точно разлом породы, предвестье катастрофы.
За спиной послышался скрип; похоже, Лес отдирает половицу, с чем-то возится, слышен скребущий звук — и вот он топнул, вогнал половицу на место.
— Порядок! — сказал Лес. — Поворачивай!
Мальчишки повиновались, трое — с жадным нетерпением: что-то он там затеял? Мик — помедленней: меня, мол, не удивишь; последним — настороженно, глаза полуприкрыты — Терри.
Металлическое щелканье — глаза мигом раскрылись.
— Ух ты, Лес!
— Елки-палки!
— Где раздобыл, Лес?
Но Лес на вопросы не отвечал. Еще не время. Он стоял, глядя на Терри, в картинной позе нападающего: ноги расставлены, одна впереди другой, правая рука выброшена вперед, ладонью кверху, пальцы вытянуты, на ладони остро сверкает свирепый, длиною сантиметров в пятнадцать, складной бандитский нож с белой костяной ручкой. Так близко к лицу Терри, что тот в ужасе отшатнулся, стукнулся затылком о стену.
Лес оставался и этой властной, вызывающей позе столько, сколько требовалось, чтобы произвести впечатление на всех — на четверых из района доков самим своим видом, а на мальца в черной рубашке нешуточной угрозой.