Мне было стыдно и горько. Несколько раз Влад пытался заговорить со мной о родителях, но я всегда уходила от разговора. Я не хотела, чтобы Влад знал, что внутри меня поселилась эта зависть. Я считала её недостойной, но не могла избавиться от неё. С каждым днём я всё сильнее понимала, что хочу почувствовать себя частью чего-то настоящего, значимого.
С каждым разом, когда я отправляла деньги домой, я чувствовала, как внутри что-то сжимается. Это было не просто материальное обязательство — это была нить, связывающая меня с прошлым, которое казалось уже давно потерянным. Мой отец, когда-то сильный и любящий, теперь был заперт в собственном сознании, а сиделка, которая заботилась о нём, стала единственной связью между нами.
Я прекрасно понимала, что никогда не получу от него того, чего мне так не хватало — ни тепла, ни утешения, ни осознания, что я для него значима. Моя единственная семья была так далеко от меня, и при этом рядом с ней был только холод пустоты.
Я часто сравнивала отца с Александром. Оба потеряли ту, кто была смыслом их жизни. Но между ними была разительная разница. Александр, несмотря на всю свою боль, нашёл в себе силы жить дальше, брать на себя ответственность и продолжать бороться за своё место в мире. Мой же отец… он сдался. Ушёл в тень, оставив меня одну, заставив меня выживать в мире, который мне казался чужим и неприветливым.
Каждый раз, когда я смотрела на Александра, я видела человека, который сделал выбор — жить, несмотря на всю тяжесть утрат. И каждый раз это вызывало у меня странную смесь восхищения и горечи. Восхищения, потому что он был воплощением того, к чему я стремилась — силы и решимости. Горечи, потому что это напоминало мне о том, чего у меня никогда не было и, скорее всего, уже не будет.
С приближением новогодних праздников чувство одиночества становилось почти невыносимым. Глядя на сверкающую Москву, я ловила себя на мысли, что это ощущение яркого, почти сказочного торжества было для меня чужим. Город утопал в праздничных огнях, витрины магазинов манили красочными гирляндами и игрушками, на улицах витал запах корицы, глинтвейна и выпечки. Но чем больше вокруг царила атмосфера радости и ожидания чуда, тем сильнее я чувствовала себя в стороне от этого всего.
Коллеги обсуждали планы на праздники — кто уезжал за границу, кто собирался встретить Новый год в загородных домах, а кто просто ждал теплого вечера в кругу семьи. Алла, как всегда, сохраняла свою непроницаемую уверенность, но даже она, казалось, была окутана легким чувством праздника. Влад, естественно, был вовлечён в городские традиции, хотя сам он не показывал особого энтузиазма по поводу праздников, предпочитая шутить, что проведёт Новый год в своей, точнее моей, «кошачьей норе».
А я? Моя «семья» — это холодные звонки сиделке, быстрые переводы денег и редкие фотографии отца, погруженного в свой параллельный мир. Мои друзья давно разъехались по разным городам, а с соседями я не завела близких отношений. И всё напоминало мне, что я в этом городе — чужая. Работа спасала, отвлекала, заставляла двигаться дальше, но чем ближе был праздник, тем больше ощущалось, что вокруг всех объединяет что-то важное, что-то, чего мне не хватало последние годы.
На обед я вышла в свое любимое кафе, стараясь насладиться хотя бы небольшим перерывом от бесконечной череды дел и обязанностей. Взяв привычный кофе с корицей и пирожное, я устроилась за столиком у окна и, как обычно, открыла на телефоне книгу. Но, несмотря на теплую атмосферу кафе, запах мандаринов и приглушенные звуки рождественской музыки, мне никак не удавалось по-настоящему погрузиться в чтение.
Каждая строка книги казалась вымученной, потому что в голове постоянно роились мысли о работе. Я размышляла о том, как лучше организовать дела на следующей неделе, чтобы перед праздниками всё было готово. В голове уже мелькали списки дел — предновогодние отчёты, совещания, которые ещё нужно провести, согласования, и, конечно, поручения Александра Юрьевича, которые, как всегда, требовали точности и внимания. К тому же сегодня предстояло еще раз прослушать утренние переговоры, записанные на диктофон, и тезисно набросать поручения.
Понимая, что отдохнуть не получится, я расплатилась и вышла на улицу, сжимая в руках чашку с кофе.
Как ни странно, в приемной никого не было: ни Елены, которая в последние дни выглядела бледной, но спокойной, ни Аллы. Я нахмурилась, по негласному правилу, которому подчинялись все, мы никогда не оставляли приемную без присмотра. Никогда.