Его пальцы мягко касались моего плеча, и хотя это было лёгкое, почти незаметное прикосновение, оно всё равно ощущалось тепло. Я чувствовала, как его рука ненавязчиво гладила по ткани свитера, задевая и обнаженную шею, и это движение, столь незначительное, машинальное, наполнило меня каким-то странным, но приятным спокойствием. Здесь, среди этих людей, я ощущала себя частью чего-то большего.
За окнами свирепствовала метель, холодный ветер бился о стекло, а внутри царила теплая, уютная атмосфера, которая пробиралась прямо в сердце. Огонь в камине, мягкий свет ламп и смеющиеся глаза собравшихся — всё это было как домашний очаг, в который меня впустили. И, что удивительно, мне здесь было комфортно.
Георгий, не скрывая улыбки, шутил с Данилом, а Ира подмигнула мне, словно признавая, что я прошла неписаный тест. Атмосфера в зале была наполнена непринуждённостью, и даже лёгкое прикосновение горячих пальцев Александра вызывало во мне тихое волнение и расслабленность.
Ночью, лежа в своей небольшой кровати, я все время пыталась понять, что чувствую к Болотову. Это ужасное смущение в самолете, когда он почти вынудил меня назвать себя по имени. И то чувство легкого возбуждения и уюта от прикосновения пальцев к плечу. Что из этого было сильнее? Ответа я найти пока не могла.
25
С утра нас захлестнул водоворот дел. После лёгкого завтрака мы снова вернулись в офис, и Александр, занявшись своими делами, поручил Ирине провести для меня экскурсию по всему комплексу. Это место оказалось не просто административным центром для нескольких регионов Сибири, а настоящей научно-исследовательской базой компании. Химические лаборатории, мастерские, ремонтные и технические отделы, а также команды, разрабатывающие программное обеспечение, — всё находилось здесь. Просторное здание было даже больше московского офиса, что меня удивило. Я с головой погрузилась в работу, и время пролетало незаметно.
Ирина оказалась отличным проводником в этот мир, дружелюбная и умная, с острым чувством юмора. Несмотря на разницу в наших знаниях, она объясняла всё простым языком, даже самые сложные процессы в лабораториях и технических отделах становились понятными. Каждый раз, когда я задавала очередной «глупый» вопрос, она не усмехалась, а спокойно и терпеливо всё разъясняла. Было заметно, что ей не просто нравилось делиться знаниями — она была предана своему делу и, кажется, получила удовольствие от того, что могла заинтересовать меня этим.
Экскурсия оказалась не просто познавательной, а действительно захватывающей. Я узнала, как здесь разрабатываются технологии для бурения, тестируются новые материалы и создаются прогнозы по разработке месторождений. Мне показывали сложные программы, которые рассчитывали самые точные и безопасные варианты буровых работ. Несмотря на то, что я не была специалистом в этом, меня поразил уровень проработки и деталей.
Но что по-настоящему впечатлило — это атмосфера дружелюбия и открытости, царившая в офисе. Здесь никто не следил за строгим дресс-кодом, сотрудники выглядели расслабленно, и повсюду можно было услышать то тихий смех, то громкий хохот. В каждом отделе, куда мы заходили, нас радушно встречали, и, кажется, я не могла даже вспомнить, сколько раз нас угощали чаем и кофе за эти несколько часов.
Меня приняли легко и непринужденно, без неловких вопросов, но с очевидным любопытством. Сотрудники не пытались выворачивать меня наизнанку, а просто делились своими историями и буднями, и это создавало ощущение спокойного общения. С каждой минутой я чувствовала, что мне здесь гораздо комфортнее, чем в привычной московской суете.
Было даже легче говорить о себе. Ирина, с её мягкой настойчивостью, смогла вытянуть из меня рассказы о моей семье, о маме, а потом мы неожиданно коснулись и темы отца. Это получилось настолько естественно, что я даже не заметила, как начала делиться своими воспоминаниями. И впервые за долгие годы они не вызвали той боли и отчаяния, что, казалось, поселились во мне навсегда. Рассказывая о маме, я словно отдавала дань уважения всем этим людям, которые, как и она, любили свою профессию, жили ею, горели ею. А вспоминая отца, я вдруг осознала, что именно благодаря ему понимаю этих людей, говорю с ними на одном языке — языке северного леса, охоты и природы.