– Откуда ты все это знаешь? – спросил Горка, освоившись с новой подружкой.
Оказалось, она знала от мамы, которая была членом школьного родительского комитета. «Мама рассказывала, – продолжала Светка, – что раньше тут была первая мужская гимназия, а напротив, – она махнула рукой в сторону стоявшего через дорогу такого же краснокирпичного здания, – была женская гимназия, и мама училась в ней».
Тут Горка задумался, силясь понять, когда же Светкина мама училась в дореволюционной гимназии, но разъяснилось и это, – Светка уточнила, что на самом деле это была советская школа, только для девочек.
– Ты что, вообще ничего не знаешь? – подозрительно спросила Светка. – Ты не соображаешь, что если бы мы с тобой пошли в школу не в этом году, а в прошлом… или в позапрошлом, все равно, – отмахнулась она, – то фиг бы ты меня тут увидел, все раздельно учились!
Горка, конечно, много чего знал, но про раздельное обучение – нет, ему никто не говорил.
– А вот эти картинки, – опять задумался Горка, – они что, тоже дореволюционные?
– По-моему, да, – сказала Светка, почему-то понизив голос, – хотя мама говорит, что это уже после революции плакаты делали, о культурном облике школьника Страны Советов, вот. А я думаю – срисовали: мы что – похожи на этих кудряшек? – И рассмеялась.
Да, он в своем кителе точно не был похож. Хотя…
Вечер после первого дня в школе Горка провел в задумчивости, мать даже встревожилась. Он пытался представить себе, что же за дети учились в его школе тогда, сто лет назад, в их маленьком городке и чьи это были дети, такие нарядные, как на картинках в коридоре, – чьих-то богатых? И сколько их было таких? Что-то тут не сходилось с тем, что рассказывала о своем детстве мать, с тем, как жили они и их соседи, вообще ни с чем не сходилось. Про Тома Сойера сходилось, даже про жизнь Айвенго он мог себе представить вполне ясно, а тут… Горка решил, что надо будет все разузнать поподробнее, и с тем уснул.
На самом деле старорежимные картинки в коридорах, и портреты каких-то бородатых дядек в сюртуках в классах, и сам факт, что эта школа существовала еще в девятнадцатом веке, и скрипевшие под облезлым линолеумом паркетные полы в «елочку» (кое-где было видно) – все это создавало определенную атмосферу, которую чувствовали и ученики, и учителя, некоторые из них, как вообразилось Горке, вполне могли бы преподавать и тогда, до революции, – соответствовали, можно сказать. Или старались соответствовать, как они это себе представляли.
Например, Людмила Михайловна буквально вспыхивала, когда слышала в ответ «ага». Она терпеть не могла это слово, и раз за разом выговаривала: дети, так говорить некультурно, надо отвечать «да» и не односложно, а развернуто. Или «айда». «Что значит „айда“? – вопрошала классная, обводя подопечных пристальным взглядом. – это заимствование из татарского, и вас даже не поймут, если вы так скажете кому-то в Москве, например, да хоть в Ульяновске! Есть нормальное русское слово „пойдем“, так и надо говорить». Учитывая, что из двух десятков человек в классе были всего два татарина, возражений не последовало, хотя Горка к таким наставлениям относился скептически: ага и ага, айда и айда – что тут такого неправильного?
А однажды в класс вместо приболевшей Людмилы Михайловны явилась седая старушка в буклях и платье с оборками и сказала, сияя лицом, похожим на печеное яблоко: «сегодня одной эчью с вами буду заниматься я. Вы знаете сказку про куочку ябу?» Полкласса прыснули, полкласса уткнулись в парты от неловкости, но старушка, не выговаривавшая «р», ничего не заметила и пол-урока вдохновенно рассказывала об образах и символах русских народных сказок. Поразительно, но очень быстро класс перестал замечать дефект ее речи и на всю катушку включился в обсуждение того, что значила печка Ильи Муромца и на что указывали надписи на камне у развилки дорог.
Вскоре выяснилось, что эта старушка, Изольда Соломоновна Лившиц, была заслуженным учителем школы РСФСР, а преподавать начала именно еще при царе. Конечно, она погорячилась, наверное, заговорив с первоклашками о символизме в фольклоре, но вышло здорово, – Горке, да и не только ему, очень понравилось. Возможно, и потому, что она с ними разговаривала и как с детьми, и одновременно как со взрослыми, понимающими людьми.