Зато Оля, взглянув на законченный портрет, поняла, какая она на самом деле, и ничуть не расстроилась.
— Ты здесь прямо как монашенка, — прокомментировала Клава.
Интуиция у нее была отличная. Оля теперь часто задумывалась о том, что заставляло женщин уходить в монастырь или, напротив, бросаться во всякие авантюры. Ей одновременно нравились и монашенки и революционерки. А какая между ними связь?
Как-то заглянул к Дориану Ивановичу Митя Гончаров. Увидев Олю, он сказал протяжно:
— О-о-о, милая, да вас опять надо лечить.
Сказано это было будто в шутку, но угольные монгольские глаза Гончарова выразили подлинное беспокойство.
— Лечить меня не нужно, — возразила Оля, — я и такая проживу до ста лет.
— Какая такая? — пристал Гончаров.
— Какая есть.
Гончаров промолчал. Они стали обсуждать с Дорианом Ивановичем женитьбу одного весьма пожилого знакомого на двадцатидвухлетней особе.
— Совсем с ума сошел, — искренне сказал Дориан Иванович.
— А по-моему, наоборот, он еще в уме, — возразил Гончаров, — решил мужик напоследок урвать у жизни сладкий кусок.
— Ох, урвет, — иронично покачал головой Дориан Иванович.
Оле стало смешно, и она ушла в свою комнату. Но не такой был человек Гончаров, чтобы оставить ее в покое. Минут через двадцать он постучал в дверь и тут же ее открыл.
— А если бы я была не одета, — спокойно сказала Оля.
— Я был бы очень рад, — в тон ей ответил Гончаров, — что вы читаете? Ба! Господина Ницше! А где у вас Достоевский с Шопенгауэром? Под кроватью?
Он заглянул под кровать.
— Нету, — дурашливо развел он руками, — а странно, должны быть. Такие оптимистичные авторы. Как вы без них обходитесь?
— Достоевского я действительно люблю, — сказала Оля, — он был очень смелым человеком.
— А главное, как и Ницше, совершенно нормальным, — съязвил Гончаров. — Я еще помню, вы все поэта читали… забыл его фамилию… Ну тот, что повесился…
— Шут вы гороховый, Гончаров, — ровным, без выражения голосом сказала Оля.
— Еще есть такой писатель Чехов Антон Павлович, — продолжал Гончаров, — великий гуманист. Я тут давеча прочел два тома из его собрания сочинений, и захотелось мне завыть на луну, как последней собаке. Оригинальный был писатель. Люди смотрели его «Вишневый сад» и плакали, а он удивлялся. С его точки зрения, он написал очень смешную вещь.
— Что же вы мне посоветуете читать? — спросила Оля.
Ее в самом деле интересовало, что посоветует Гончаров.
— А ничего читать не надо, кроме детективов. И каждый день на ночь смотреть боевики и порнуху. Отлично действует на психику. Это вам не Чехов.
Оля улыбнулась, потом тихо засмеялась. Она представила себе, какое лицо было бы у Гончарова, если бы он узнал, что Оля участвовала в уничтожении наемных убийц. Впрочем, Гончарова удивить чем-либо было трудно.
Он подвинул стул к кровати и сел у Оли в изголовье. И стал ей опять признаваться в любви. Оля очень удивилась. Этого она не ожидала.
— Митя, — прервала она его, — вы принимаете меня за… — Оля попыталась найти нужные слова.
— Вам неприятно меня слушать?
— Вы так старомодно вежливы. По-моему, сейчас мужчины или вообще в любви не признаются, или делают это весьма своеобразно. Без слов. Но я очень плохая, Митя. Меня нельзя любить.
— Но вам же приятно меня слушать?
На этот раз Гончаров ошибся. Оля совершенно безразлично отнеслась к его речам. Куда делись те огненные токи, что пробегали по телу Оли в прошлый раз, когда Гончаров стоял перед ней на коленях?
— По-моему, вы просто бабник, Гончаров, — сказала Оля.
— Хорошо, — сказал Гончаров, — тогда будем говорить о том, что вам интересно. О политике хотите? Вы же не безразличны к русской национальной идее? Желаете знать мой прогноз? Скоро абсолютно все в России станут патриотами. Главное, ими станут те чиновники с тяжелыми задницами, в чьих руках настоящая власть. Сначала они были коммунистами, потом стали демократами-западниками, а теперь будут патриотами, а там и до черносотенцев рукой подать.
— К чему вы это говорите, Митя?
— К тому, что честный и искренний человек, влезая в политику, всегда окажется в дураках. От вас уже холодом несет, Оля. Чем вы будете жить, когда ваши иллюзии рухнут?