— Какие наши, Олег? — с улыбкой погладила его по голове Серебрякова.
— Белогвардейцы.
В ресторане после этой песни прослезились многие. Раскрасневшиеся лица, громкие голоса, самоуверенно-вызывающие или, напротив, умиротворенные взгляды… Но уже через минуту Филиппов забыл о белогвардейцах и рассказывал Серебряковой, как проказила его любовница, как требовала от него поездки в Ниццу.
— У меня девочка одна работала манекенщицей, — закурив, начала свой застольный рассказ Серебрякова, и сильный голос перекрыл все шумы в ресторане, — так она вышла замуж за настоящего миллионера, и не за африканца, араба или еврея нашего бывшего, а за красивого испанца.
— Все равно — падла, — сказал Филиппов.
— Вернулась на днях, — продолжала Серебрякова, — плакала у меня на груди, Не смогла жить со своим испанцем. У нее какой-то электрик в любовниках до испанца был, красивый малый, но «закодированный», вот его, говорит, люблю. Наверное, это о-очень не типичный случай, но, как женщина, я ее понимаю. Когда привыкаешь к запахам мужчины, к его рукам, к тонам его голоса, — глаза Серебряковой подернулись влагой тумана и стали мечтательными…
Тут, однако, принесли севрюгу «по-подмосковному»: с грибами в сметане.
Филиппов и Серебрякова принялись за нее, выпив предварительно водочки.
«Сейчас они окосеют окончательно и будут плакать о погибшей России», — устало подумал Дубцов.
Но он ошибся.
— Говори, зачем пришел, — пережевывая царскую рыбу, спросил Филиппов.
— Мне нужен твой мистер X, — ответил Дубцов.
С год назад Филиппов предложил свести Дубцова с неким господином — патриотом, естественно. По словам Олега тот имел большое влияние и проявил интерес к Дубцову. Валериан Сергеевич тогда отказался.
— Проснулся, Валериан, — беззлобно спросил Филиппов, — правильно. Мы скоро всех давить начнем! Всех! Сначала головы открутим братьям в ближнем зарубежье, а потом и за дальнее возьмемся. Мы что, хуже япошек магнитофоны клепать можем? Или хуже китайцев куртки шить? Ладно, я передам ему о твоем желании.
— За всех сидящих, — махом выпил рюмку Дубцов, а затем, пожав сильную руку Филиппова и нежную надушенную Серебряковой, удалился.
Какие-то они все-таки неприятные, эти патриоты. Есть в них нечто пещерное. Поплакать они любят под песенки душевные, рассказать про ностальгию какого-нибудь русского за границей… Репертуар знакомый и неизменный.
А за покинутым им столиком мрачный Филиппов сказал раздраженно:
— Чего этому волку понадобилось от нас?
— А я все выдумала про манекенщицу, — усмехнулась Серебрякова, — сидит тут с высокомерной мордой…
— Год назад он был нужен мне со своими деньгами, а зачем сейчас я ему понадобился? — продолжал размышлять, морща лоб, Филиппов. И он, Галя, не прост, ох не прост!
…Ночная Москва притягивала. Она не отпускала человека домой, если у него много денег. И чтобы развеять русский кабацкий, тоскливый дух, Дубцов отправился в один из новомодных западных ресторанов.
Рекунков был недоволен.
— Так хорошо сидели, — говорил он разочарованно, — мы что, Валериан Сергеевич, американов с вами мало видели?
«И этот патриот, — подумал Дубцов, — только еще сам об этом не знает. Много их однако развелось. А завтра будет еще больше».
— Стой, — скомандовал шоферу Дубцов: краем глаза он увидел двух шлюх, они все еще стояли.
Валериан Сергеевич не стал размышлять, откуда взялся этот странный импульс, но он приказал Рекункову договориться с сутенером.
Через две минуты в теплый салон машины забирались замерзшие девчонки. Они молчали и приглядывались. Не понимали, кто их купил — этот, со шрамом, или тот, в кожаном пальто, что даже не обернулся к ним.
— Дяденьки, — сказала та, что посмелее, — а курить у вас можно?
— Кури, — по-прежнему не оборачиваясь, сказал Дубцов.
Девочки переглянулись. Таким простым приемом они установили того, кто их купил. Тем более это было ясно, что Рекунков сидел, стараясь не касаться девчонок. Он не любил шлюх и это был профессиональный инстинкт.
— В ресторан или ко мне? — спросил, наконец обернувшись, Дубцов.
Только издалека девчонки казались похожими. Одна была настоящая блондинка, крупная с полной белой шеей, которая виднелась из-под воротника куртки. Вторая крашеная, худая, с лихорадочно блестевшими глазами.
— К вам, — сказала полнотелая блондинка.
Она, видимо, опасалась, что ресторанный счет ей и предъявят, как оплату услуг. Деньги, данные Рекунковым, уже надежно осели в кармане сутенера.