И скрипел полковник в пьяном полусне от ненависти и злости.
Вообще-то, пил он каждый день, но знал свою меру. С восьми часов вечера до двух часов ночи он выпивал бутылку водки, а в семь часов утра вставал, гладко выбривался и шел на службу, в отвратительном, правда, состоянии. Запоев раньше у него не было. И вот теперь, когда он создал первую группу и она начала действовать, — такой прокол.
В понедельник утром он выпил стакан «кагора» и огромную кружку горячего крепкого кофе. Где-то к полудню он пришел в более или менее работоспособное состояние. Вот тогда и дозвонился до него Старков.
Тот никогда не называл себя по имени или тем более по фамилии: Тимофеев сразу узнавал его по голосу. Гавриил Федорович обладал уникальными способностями, развитыми годами тренировки, и даже пьянство последних лет не смогло убить эти способности.
У него была феноменальная память. В своей голове он хранил тысячи телефонов, фамилий, адресов и все прочее, необходимое для работы. И как бы плохо ни работал телефон, по отдельным интонациям, по тембру голоса он всегда узнавал звонившего.
Он коротко бросил Старкову:
— Буду у тебя в семь вечера.
А в два часа, после обеда, когда Гавриил Федорович заставил свой отравленный организм принять горячее первое и съел залитую соусом огромную горячую сосиску, его вызвал к себе шеф.
Наедине шеф называл его по имени и отчеству, а он его — просто по имени.
— Как дела, Гавриил Федорович?
— Хреново, Сережа.
— Не хреново, а х…о, — сказал Сергей Анатольевич, — но я вас вот почему вызвал…
Молодой еще человек, Сергей Анатольевич выглядел устало и, пожалуй, не лучше своего пожилого подчиненного.
— На одного из твоих подопечных, Дубцова, совершено покушение…
— Никто на него не покушался. Машину взорвали и обшивку двери сожгли.
— Не будем тратить слова и время, мы оба понимаем о чем идет речь. Если Дубцова убьют или произойдет еще что-то, похищение его родственников… и тому подобное, то это будет сигналом для таких, как он, воротил. Они начнут давить через своих людей на правительство, увеличивать охрану, закупать пулеметы… В общем, Гавриил Федорович, разберись с этим вопросом.
— Дожили мы с тобой, Сережа. Раньше мы их хоть охранять не обязаны были.
У Сергея Анатольевича лицо свело судорогой, но он промолчал. Молча пожал руку Тимофееву.
Ровно в семь часов Тимофеев звонил в дверь квартиры, снятой Старковым на три месяца. Поздоровавшись и почувствовав, что Станислав внутренне напряжен, полковник выставил на стол бутылку «Столичной».
— С утра горит, — объяснил он.
— Может, эту выпьем, — достал Старков из бара водку «Абсолют».
— Давай эту.
Выпили, закусили черным хлебом. Старков стал рассказывать о своей встрече с Дубцовым. Полковник внимательно слушал и молча кивал. События развивались примерно так, как он предполагал.
— Значит, этот господин сам предложил вам союз и дружбу?
— По-моему, он понял, что я никакой не рэкетир, — сказал Старков.
— Он это давно понял. Гвоздь номера в другом. Он желает использовать нас, а мы должны использовать его. Мальчик предложил нам игру. Что можно сказать? Отважный мальчик.
— Он производит впечатление умного и смелого человека.
— А он такой и есть. Тот, кто добирается в их мире, — Гавриил Федорович ткнул пальцем в сторону темного окна, — в их темном мире до таких вершин, обязательно смел и умен. Но Дубцов никогда не занимался рэкетом. Никогда! Зачем это ему сейчас?
— Актер из меня никудышный, — с усилием выдавил из себя Старков, — по-моему, он меня легко прочитает.
— Но вы ведь не один, подполковник! Давай-ка допьем твой «Абсолют».
Тимофеев поймал на себе внимательный взгляд Старкова.
— Что смотришь? Ну пью я. А чем еще заполнить пустоту вот здесь? — Гавриил Тимофеевич постучал в свою широкую грудь. — Ты о другом думай. Вся эта катавасия в России не прекратится. Мы с тобой погибнем и, может быть, скоро, но наследников нам оставить надо. Я тебе еще ребят подыщу. Будем драться, подполковник, как умеем, как сможем, так и будем драться.
— Странные ощущения я испытывал, — сказал тихо пьянеющий Старков, — говорю с ним, и вроде как я преступник, а он — добропорядочный гражданин.