1 Ibid.- Т. 15.- С. 569.
2 Ibid- T. 4.- С. 123.
преимущество" эсеров состояло в свободе от теорий, главным искусством их было уменье говорить, чтоб ничего не сказать"1.
Но, вполне естественно, такая "свобода от теорий" могла существовать лишь до того времени, пока не наступила пора активной деятельности, и организация была поставлена в необходимость претворить теорию в практику и выработать единую линию действия. Опираясь на крестьянство в целом, на элементе самом по себе неоднородном, эсеровщина пустила свои корни особенно глубоко в кулацкой его части. И когда в 1917 году перед партией стал ребром вопрос о том - "за" или "против" помещичьего строя,-она попала в такое же двойственное положение, как и вся буржуазия в целом: не будучи в теории за сохранение этого строя, фактически партия стала его поборницей. Эта трогательная коалиция и единение с буржуазией и помещичьим классом не могли не явиться одной из причин, приведших к тому водоразделу, который образовал левых и правых эсеров, причем последние, опираясь исключительно на кулацкие элементы в деревне, перешли теперь прямо в лагерь буржуазии. "Великое" шатание логически закончилось в 1917 году благодаря конкретной постановке вопроса в связи с развивающейся революцией. Предательство эсеров стало свершившимся фактом.
При наличии таких идеологических основ и отсутствии ясности воззрений особое чреватое по своим последствиям значение получает тот широкий культ личности, который в ущерб понятию о "толпе", о коллективе влечет за собой слепую веру в личность и не оставляет места для контроля над ним. Такое олигархическое начало, как вполне нормальное следствие и явление в партии эсеров, немало способствовало тому, что провокаторы находили себе приют в самой сердцевине организации, развивали свою деятельность, не вызывая ничьего подозрения. Больше того, вера в личность так велика, что, например, раскрытие деятельности Азефа наталкивается на слепое неверие: Савинков уже после раскрытия берет под свою защиту провокатора (впрочем, сам Савинков совершает свое первое предательство, написав свой роман "Конь Бледный"). И когда предательство его устанавливается окончательно, разочарование достигает такой степени, что оно влечет за собой самоубийства среди организации. Такая идеологическая невыдержанность является характерным штришком для психологии "революционера", отчаявшегося в личности.
Небезынтересно далее отметить еще одно явление, касающееся тактики эсеровского ЦК, которой он остался верен вплоть до своего громкого процесса в 1922 г. Авторы настоящего труда, касаясь вопроса о казни Гапона, совершенной по постановлению ЦК партии с.-р., как бы мимоходом отмечают, что после приведения приговора в исполнение ЦК отказался от ответственности за этот акт. Сегодня мы знаем то, что было не совсем, быть может, очевидно в то время, а именно, что такая тактика "отказа" представляла собой систему в деятельности, эсеровской партии, и такая трусость и нерешительность лишний раз подчеркивают положение о "шатании" как партии в целом, так и ее верхов, даже тогда, когда речь шла не о принципиально-теоретических вопросах, предоставляя одновременно отдельной личности широчайшее поле для самостоятельной, безответной деятельности.
При этом положении не связанный по существу своему ничем со своей организацией, льнущий одним своим боком к буржуазии и целиком с ней связанный по своей идеологии член такой организации в корне своем не может верить в торжество социальной, революции. По своему нутру он должен быть приспешником буржуазии, создавая в конечном итоге то, что Ленин называет революционным авантюризмом. И если мы рассматриваем всю градацию моментов ненадежности, начиная от "колеблющихся", какими в основе своей всегда являлись эсеры, до предательства, то мы поймем, что при таком отсутствии основного фундамента и фатальном тяготении к противоположному пролетариату лагерю, амплитуда колебания с легкостью должна коснуться интересов, противоположных интересам трудящихся; а отсюда при прочих, благоприятных условиях недалеко и до следующих шагов, до продажного предательства, до провокации. А такими благоприятствующими условиями, помимо чисто корыстных целей, является логичное доведение до конца тяготеющего вправо эсера, а именно, укрепление убеждения, что революция не может победить. Поведение и действия эсеров после революции 1917 года воочию убеждают и учат, что дело трудящихся было для них только пустой фразой: ничему они не научились, они "прозевали революцию", и сегодня, в исторической перспективе, для нас ясно, что именно эта глубокая вера в незыблемость дореволюционного государственного строя заставляет отдельную" личность, входящую в состав такой партии, идти по пути провокации. Но основа такой психологии опять-таки воспитывается всей идеологией партии,
1 Ibid.- T. 4.- С. 127.
как таковой. Таким образом, приходится констатировать, что в рядах эсеровской партии провокация, как высшая ступень "колебания", как циничный переход на враждебную пролетариату сторону, переход, связанный с желанием принести ей максимум пользы, есть явление, по существу своему и с объективной точки зрения-нормальное. Мы не можем рассматривать такое явление, как Азеф, вне связи его с окружающей обстановкой, и таким образом приходится сказать, что Азеф, являясь типичным представителем своей партии, довел дело ее до логического конца, ибо, рассуждая диалектически, предательство эсеровской партии в отношении Советской власти, выразительнице воли трудящихся есть явление того же порядка. Мы отнюдь не хотим этим сказать, что в то время предательство Азефа не было ударом по всему революционному движению, но сегодня, ретроспективно, партия эсеров в целом, и Азеф как личность стоят на одной ступени.
"Революционной партии более не существует! - горестно восклицает в 1911 г. видный с.-р. Липин,-от нее остались только тени, симулирующие жизнь. Революция искоренена до такой степени, что в действительности приходится критиковать прошлое. Революция не только разбита, но и скомпрометирована. Некогда "Народная Воля" пала с честью, последнее революционное движение пало с бесчестьем. Да, оно опозорено непростительными иллюзиями, непростительным фанфаронством и самомнением, непростительными приемами и действиями тех, которые поучали и руководили, игнорируя исторический опыт и уроки прошлого. Все кумиры повержены, все ценности ждут своей переоценки. В отношении партии с.-р. дело грозит для нее моральной смертью. До разоблачения провокации Азефа она была тенью; теперь же она тень от тени"1.
Эти слова не нуждаются в комментариях, это лишний гвоздь в гроб партии эсеров....
1924г.
1 Липин. Суд над азефщиной.- Изд. Парижской группы социалистов-революционеров, 1911.